Бетти очень хотелось отвести Дома к себе, угостить чаем, заставить его улыбнуться.

На мгновение она вспомнила о мерзких фотографиях в «Миррор», на которых, впрочем, нельзя было разглядеть никаких подробностей – только женский затылок между его расставленными коленями. Это, бесспорно, было отвратительно, но Бетти тут же подумала: Господи, ведь он был женат на Эйми Метц всего три года, и все это время она почти постоянно была беременна. Она выглядела как корова. Она одевалась не пойми как. И, возможно, ее постоянно навещали какие-нибудь надоедливые подруги. От такого любой нормальный мужик спятит!

Нет, одернула себя Бетти. В конце концов, она женщина, и Эйми Метц – тоже, а никакая нормальная женщина не будет оправдывать мужчину-изменника. Никогда!

Бетти крепко сжала зубы, словно пытаясь таким образом закрепить эту мысль в своем сознании, и, повернувшись на каблуках, отправилась домой досыпать.

При каждом шаге напитанный водой снег мягко поддавался под тонкими подошвами кожаных полусапожек Арлетты. Он был скользким как масло, поэтому на поворотах ей приходилось придерживаться вытянутой рукой за стены, чтобы не поскользнуться. Кроме полусапожек на Арлетте был длинный плащ с меховой оторочкой и шляпка из толстого поплина. Карнаби-стрит была убрана рождественскими гирляндами, и снежная каша под ногами переливалась красными, зелеными и синими цветами. Сквозь легкий туман мерцали янтарным светом окна пабов.

Арлетта шла домой, отработав последнюю перед рождественскими каникулами смену в «Либерти». Покупатели валили валом: кто-то не успел приобрести новое платье для вечеринки или приема, кто-то не успел запастись подарками. Прилавки были завалены грудами оберточной бумаги, под ногами путались обрывки упаковочных лент, звучали рождественские мелодии, а воздух пропах корицей и анисом. День был непростым, но Арлетте казалось, что нет лучше способа провести рождественский сочельник, чем в праздничной атмосфере торговых залов.

Сворачивая на Риджент-стрит, Арлетта столкнулась с небольшой группой размахивавших фонарями румяных юношей и девушек, которые, распевая рождественские гимны, развешивали на дверях домов праздничные венки из остролиста. Среди них выделялся высокий молодой мужчина в цилиндре, на верхушке и на полях которого лежал тонкий слой замерзшего снега. Похоже, он был у них заводилой. От всей компании исходила какая-то неуправляемая, дикая энергия, которая показалась Арлетте неестественной. Можно было подумать, что они пьяны, однако эти юноши и девушки не выглядели как люди, которые позволяют себе появляться пьяными в общественных местах – все они были прекрасно и модно одеты и держались с самоуверенностью, характерной для представителей высшего общества.

Пока она разглядывала певцов, мужчина в цилиндре комично завертелся на месте и воздел руки к темному небу, словно побуждая свой разгоряченный хор взять последнюю, самую высокую ноту. От резкого движения сверкающая ледяная шапка сорвалась с его цилиндра и шлепнулась под ноги Арлетте. Она рассмеялась.

– С Рождеством, мисс, с Рождеством! – Мужчина подчеркнуто театральным жестом сорвал с головы цилиндр и поклонился. Его темно-рыжие волосы были очень густыми и чуть заметно вились. Проведя по ним рукой в перчатке, мужчина вернул цилиндр на место и с любопытством посмотрел на Арлетту.

– И вас с Рождеством, – ответила она, еще раз скромно улыбнулась и пошла дальше, чувствуя на себе его взгляд.

– Ну, что теперь, Гидеон? – услышала она голос одной из девушек. – «Ночь тиха» или «Три короля»?..