– Кажется, все прошло хорошо? – он легонько гладил меня по спине большим пальцем.

– Просто замечательно, – я нежно поцеловала Тони в уголок губ. – И ты – замечательный.

– Теперь ты переедешь ко мне? – Тони взял меня за оба запястья, словно надев наручники.

– Я подумаю, – я рассмеялась и подмигнула ему. – Мужская солидарность делает меня еще более несносной.

Наконец, Тони засмеялся, я могла вечно смотреть на его живую искреннюю улыбку, на добрые морщинки вокруг родных серых глаз.

– Пойдем домой, Мэй, – он потянул меня за руку. «Домой», – так он сказал впервые. «Домой», – мне нравилось, как прозвучало простое уютное слово из уст любимого человека.

Утром я открыла глаза и перевернулась на спину, чтобы сладко потянуться. Тони лежал рядом, смотря в потолок.

– Привет, – я дотронулась до его голой груди и сонно спросила. – Ты давно проснулся?

Я заметила, что у него влажные волосы, а челка зачесана назад. Никогда раньше не видела его таким, по-своему ему шел образ итальянского мачо, но и обычный растрепанный после душа Тони был прекрасен. Он резко перехватил мою руку и задумчиво повернул ко мне голову. Он с интересом осмотрел мое лицо, в особенности, глаза, словно никогда прежде не видел, но влекомый инстинктом, опустил хищный взгляд на обнаженную грудь. Спустя молниеносную секунду Тони уже покусывал мой сосок.

– Эй, осторожнее, – я вскрикнула и шлепнула его по плечу.

– Значит, не любишь грубость? – он перешел на левую грудь и также, если не сильнее, укусил чувствительную кожу.

– Тони! – я хотела оттолкнуть его голову, но он вдруг приподнялся и навис надо мной, сверля суровым стальным взглядом. «Что за чертовщина?» – я нахмурилась, мне не нравились его игры.

Он резко сдернул покрывало, прикрывавшее нижнюю часть моего тела, и развернул меня к себе спиной, придавив своим телом так, что невозможно было пошевелиться. Я еле смогла повернуть голову, чтобы не задохнуться в подушках. Он скользнул рукой сзади между моих ног и нагло прошептал на ухо:

– И ты говоришь, что тебе не нравится, когда я делаю это грубо, – он пошло ухмыльнулся. Я была поражена, даже напугана жуткой переменой в Тони.

– Я не хочу! – прозвучало гораздо резче и злее, чем я планировала, но я желала как можно скорее прервать то, что он начал. – Тони, перестань!

Я попыталась вывернуться, но он схватил обе мои руки и сильно прижал к матрасу.

– Мне больно! – закричала я.

– Тсс! – он коленями раздвинул мои ноги и резко вошел. Я вскрикнула от неожиданности и, самое ужасное, от боли.

Ничего унизительнее в моей жизни прежде не бывало. Тони даже не потрудился надеть презерватив: то ли он боялся, что я выскользну и убегу, то ли ему было плевать. Он быстро и жестко имел меня, грязно и противно называя «сучкой» или «шлюхой», и после всего просто ушел в душ. Когда вес его тела, наконец, исчез, исчезло и что-то внутри меня. Я так и осталась лежать животом на мягкой серой простыне, не в силах собрать свои мысли и волю во что-то цельное. Шум воды в ванной вскоре прекратился. Тони спокойно вошел в спальню, снял с вешалки белую футболку, достал из комода свои синие джинсы и носки. Я молча наблюдала за его будничными безучастными действиями. Я будто и не присутствовала здесь, ни для него, ни для себя самой – так, бестелесный призрак. Он быстро оделся, вышел из спальни и открыл входную дверь. Когда она захлопнулась, я заплакала.

Я целый день просидела в своей машине, не зная, куда идти. Только вчера папа дал свое согласие, чтобы я переехала к мужчине, которому он доверял свою единственную дочь. Я не могла на следующий же день появиться на пороге дома в слезах. Что бы я рассказала папе? Марго… Я очень хотела позвонить ей, чтобы выплакаться, но не была уверена, что смогу поделиться с ней настолько интимными подробностями. Постепенно я успокоилась и, силой воли остановив поток отвратительных мыслей и напор эмоций, включила логику: «Надо понять, что произошло». Как бы мне ни было больно и обидно, но взрослые должны решать проблемы самостоятельно. Преимущественно, в конструктивном диалоге.