Мама нахмурилась и выпятила нижнюю губу. Выглядело это, говорю непредвзято, очень мило. Мужчины, наверное, были без ума. Женщине с такими губами отказать невозможно.

– Просто не хочу вечно тебя нянчить. Пора повзрослеть и перестать бояться. Нет ничего важнее любви. Даже если она разбивает тебе сердце.

«Сердце – это мышца. Эластичная и упругая, – подумала я. – И вообще-то я полагала, что я с тобой нянчусь!»

Потом спросила:

– А если она разбивает тебе жизнь?

– Даже тогда! Тем более тогда. Это означает, что твоя прежняя жизнь была неправдой.

– Настоящая жизнь начинается, когда встречаешь мужчину?

– Именно так, дурочка. И нечего дуться. Кстати, знаешь, что ты похожа сейчас на бабушку?

– Внешностью?

– И это тоже. Но я сейчас о другом. Она была против того, чтобы я выходила замуж за Борю. Говорила: подожди, поезжай в город, получи образование, поживи студенческой жизнью, узнай себя. Но я сказала, что знаю достаточно. И жалею только об одном: что мы не встретились раньше. Тогда бы у нас было еще несколько лет вместе.

– С папой было хорошо жить?

– Очень! Он был мягкий, домашний, но по-настоящему загадочный. В гостях чаще всего молчал, а потом встречал какого-нибудь университетского профессора, и они разговаривали весь вечер. Я ничего не понимала, но видела, что профессор по-настоящему увлечен. А потом, по дороге домой, Борис говорил со мной о том, какие у тебя любимые игрушки, какую книжку нужно почитать тебе перед сном. Так же серьезно, как только что обсуждал эту… историографию. Он очень тебя любил. И знал все про тебя.

– Здорово.

– И конечно, он хотел бы…

– Мама!

– Знаешь, Элли, в мои годы можно говорить правду, не стесняясь. Он хотел бы, чтобы ты была замужем и у тебя были свои дети. Он-то знал, как это важно. Твое рождение было чудом. Отец просто очень хотел тебя.

– Чудо – это громко сказано. Вы же использовали донорскую сперму.

– Фу, какая гадость! Я никогда не позволила бы. Не было никакой спермы. Только ты могла такое придумать. Откуда ты это взяла?

И в самом деле откуда?

– Я уже взрослая, и у меня медицинское образование, смею напомнить…

Мама встала.

– Хочу сегодня поработать в саду, пока погода не испортилась.

Она даже не стала переодеваться, только накинула старую куртку и так и кружила над своими грядками с граблями в руках: в шелковом халатике и куртке нараспашку. Я следила за ней с веранды. День был пасмурный, но от этого теплый – низкие синие влажные тучи укрывали наш городок, как одеяло. Иногда в разрывы между ними прорывался солнечный луч, выбивая искры из капель воды на маминых георгинах, на все еще серебристо-зеленых со множеством крошечных волосков листочках акации. Я вспомнила свои подростковые стихи:

И тут видно будущего врача. Может, папе понравилось бы. Не потому, что написала его дочка, а просто как стихи. К сожалению, я плохо его знала. Много знала о нем, но это не совсем то… Когда что-то узнаешь о человеке, возникают какие-то мысли, эмоции и хочется проверить впечатление, отделить свои фантазии от реальной личности. Но не всегда это возможно.

Отец был бесплоден, точно. Я говорила с его лечащим врачом: он вел курс урологии в нашем университете. Со времени смерти отца прошло уже больше двух десятилетий. И врач не видел причин соблюдать медицинскую тайну. Не скажу, чтобы эта новость меня как-то по-особому потрясла. Тот сперматозоид или другой. Выбора-то у меня все равно не было. И у него тоже. Но я никогда не узнаю, что он думал на этот счет, беспокоился ли о том, что придется рассказывать мне правду.