– Быть может, дело в том, что господин Сталин по своей натуре жестокий прагматик… – задумчиво произнес полковник Байерлайн. – Любой другой просто не смог бы взнуздать революционную славянскую стихию и превратить ее в государство нового типа, в чем-то даже более жесткое и деспотичное, чем предшествующая версия Российской империи. Он дал русским мечту о претворении в жизнь сказки о царствии Божьем на Земле, но взамен потребовал от них беспрекословного подчинения. Но еще более прагматичен предводитель марсиан герр Путин. Поговаривают, что он германист и германофил, долго жил в Германии будущего (и у нас, немцев), нет для него никаких тайн, ибо мы перед его взглядом – как голые в бане. Возможно, все дело в том, что почти тысячу лет немецкие и итальянские кондотьеры топтали поля Европы, служили в соответствии с контрактом, были главной ударной силой средневековых армий, беспощадно грабили вражеские земли, а иногда свергали королей и возводили на их трон других. Это, мой дорогой Эрвин, наше естественное занятие.

– Возможно, вы и правы, Фриц, – с некоторым сомнением произнес Роммель, – но, кажется нам пора. Садимся в машину и едем.

И в самом деле, огромный самолет в камуфлированной окраске советских ВВС остановился в конце полосы, заглушив свои двигатели, и в его хвостовой части стала медленно опускаться погрузочная аппарель… Конечно, этот самолет мог быть коварной ловушкой, предназначенной для командования танковой армии «Африка», но это было бы совсем не в стиле русских – учинять такое уже после своей победы и капитуляции Германии. Вот англичане – это совсем другое дело: подлости они совершают так же легко, как и дышат.

Первым (и единственным), кого Роммель и Байерлайн сразу опознали среди прибывших, был… Гейнц Гудериан. Об этом прославленном генерале, попавшем в плен в самом начале «марсианского» вторжения, ничего не было известно уже больше года, и вот он здесь, в форме неизвестного образца без знаков различия, сияет улыбкой как лампа на сто пятьдесят ватт. Прочие люди, прибывшие вместе с Гудерианом, были немецкому командующему и его начальнику штаба незнакомы. Один из них носил большевистскую полевую форму с петлицами генерал-полковника (четыре звезды), был подтянут, молодцеват, и по манерам поведения и выражению лица относился к той же когорте военных гениев, что и Роммель с Гудерианом. В чем-то этот большевик был равен германским генералам, а в чем-то их превосходил. В базовом варианте истории, о котором тут осведомлены были уже все, именно советские командиры этой формации, выдвинувшиеся в ходе войны, вдребезги разгромили Третий Рейх без всякой посторонней помощи, и их немецкие оппоненты не смогли этому помешать.

Еще два человека были одеты в штатское. Один – высокий, худой, с рублеными чертами лица и осанкой кадрового военного в высоких чинах, штатский костюм сидел на нем как офицерский мундир. Второй – низенький, полный, кавказской наружности, в мягкой шляпе и при пенсне. Остальные вышедшие из самолета явно имели совсем небольшие чины и составляли при этих троих свиту адъютантов и помощников.

Было видно, что эти трое располагают значительными полномочиями, а Гудериан при них присутствует лишь для «стыковки», чтобы поскорее закончить с ритуалом знакомства и перейти к разговору по делу.

Так и получилось.

– Гейнц! – окликнул Гудериана Роммель. – Какими судьбами ты в наши Палестины? После того как ты пропал без вести на Восточном фронте, мы тебя похоронили…