Рома побледнел, побледнел настолько, что даже его веснушки стали белыми, почти незаметными. Он пытался осознать, что ему сказал начальник охраны банкира Шевченко: его новая семья встретиться с его прежней семьёй? Они что, это серьёзно? Нет, невозможно! И он процедил сквозь зубы:

– Я поеду. Когда и где мне быть?

– Утром. Часиков в одиннадцать, здесь. Паспорт заграничный не забудьте…

– А виза?

– Не проблема, в аэропорт консул подъедет, всем визы сделает…

– С начальством моим договоритесь?

– Договорюсь…

– Я могу идти? Это всё?

– Если не приедете, пеняйте на себя – я вас предупредил…

– Александр Иванович, вы меня плохо знаете… Я не вру, никогда, даже самому себе… Я сказал – я поеду…

Рома направился к выходу, ему очень хотелось на свежий воздух и как можно скорее! В голове вертелось: «Уроды! Господи, уроды!». Он сел в свою машину, и сразу же рванул с места. Он думал только о том, как уехать побыстрее из этого страшного места, всё увеличивал и увеличивал скорость… И не заметил, как въехал в Москву. Скорость пришлось снизить. И тогда он почти физически ощутил страх. Безумный страх. Страх за женщину, которая сейчас ждала его, подбегала к двери, едва заслышав шум лифта, и огорчённо отходила, поняв, что лифт на её этаже не остановился. За мальчика, так на него похожего, которого он очень хочет узнать поближе. За малыша, которого ещё нет на этом свете, и появления которого они с его женщиной с нетерпением ждут. Он пообещал сделать для близких всё возможное и невозможное. Если вопрос стоит так, как стоит, – он поедет, к чёрту на куличики поедет, на Северный полюс, в Антарктиду пешком пойдёт, но тех, кто ему дорог, в обиду не даст и обидчиков растерзает голыми руками.

Он набрал на мобильном телефоне номер Ксюши, и после первого же гудка она ответила:

– Рома? Ты где?

– Еду, родная. Буду через полчаса. Ты бы знала, как я соскучился…




9. Глава 9

Павел Павлович Шевченко злился, ругал, проклинал себя. Почему к нему прицепилась эта напасть? Почему заболел именно он, а не, например, начальник его охраны, или бухгалтер, или адвокат? Почему заболел он, который ненавидит лечиться и ненавидит врачей? И которому именно врачи сломали жизнь, превратили её в нечто, на жизнь не похожее. И живёт он этой якобы жизнью уже лет сорок, и прожить ту жизнь, которую он должен прожить, даже и не пытается. Ирония судьбы какая-то…

Он повернулся набок, натянул до подбородка одеяло и от отчаяния захотел завыть, заорать, упасть на пол, кататься по полу… Но только заскрипел зубами, потому что если бы завыл или заорал, сбежались бы все его холуи, запрыгали вокруг него… Гады! Надоели хуже горькой редьки…

Он закрыл глаза и вспомнил себя сорок лет назад, пятнадцатилетнего, счастливого подростка по имени Паша, живущего в уютном тёплом доме с любящими родителями. Вот бы вернуться туда, на сорок лет назад, и остановить время… Остановить время, вернуться назад – а как? И даже если остановить и вернуться, всё же повторится, будет всё, что было, ничего не изменится!

Он вспомнил, как его мать, самую лучшую, самую добрую, самую весёлую мать на свете забрали в больницу, у неё заболел живот, страшно заболел. Она сначала крепилась, терпела, пила анальгин, но-шпу, потом боли стали настолько сильными, что она даже не смогла стоять, лежала, стонала и плакала. Отец вызвал «скорую» – приехали врачи, причём очень быстро. Городок их был маленьким, всё близко, да и жители болели редко… Сказали – ничего страшного, аппендицит, операция пустяковая… Мать увезли в больницу. Паша с отцом врачам поверили. Что такое аппендицит, они знали, практически всем друзьям и знакомым вырезали – действительно ничего страшного! Утром Паша с отцом поехали к матери в больницу: ей сделали операцию, она лежала в общей палате с восемью соседками. Чувствовала себя плохо, но улыбалась через силу, трепала сына по голове, говорила – всё хорошо. К вечеру у неё поднялась температура почти до сорока. Но врачам это не показалось странным – они мер никаких не приняли. К утру она потеряла сознание, началась кома, а к вечеру следующего дня её не стало. Всё. Отец пытался выяснить, что случилось, но натыкался на глухую стену, информации – ноль! Его посылали, говорили – осложнение, бывает и такое. Через десятые руки выяснили – заражение крови, а через двадцатые – операция была не нужна, никакого аппендицита не было, сильное отравление.