– Мужчина, что вы делаете с манекеном? – удивлённо и недружелюбно спросила она.

– Да вот смотрю: на полу лежит. Решил обратно на манекен повесить. – И он показал клипсу.

– Спасибо, не надо, я сама повешу, – сказала консультант.

Василий шёл домой в отличном настроении и что-то еле слышно напевал.

Всю ночь он не ложился спать: всё ждал, не появится ли она опять, как неделю назад. Она не появилась.

В ту ночь в его жизни появился смысл, и он подумал, что даже безответная любовь может сделать человека счастливым!

Уснул только под утро и спал полдня, улыбаясь и что-то иногда говоря во сне. Ему снилось ночное море в лунном свете и он – он с ней, с любимой, в маленьком утлом судёнышке, которое только чуть касалось гребешков волн; волны нежно передавали лодку одна другой, уводя всё дальше и дальше от берега к горизонту, помогая двум влюблённым догнать зашедшее солнце, чтобы эта ночь любви никогда не кончалась, чтобы время остановило стрелки часов на этом мгновении и мгновение превратилось в вечность – вечность любви.

– Ты только мой? – спросила она.

– Да! Только тво… – не успел договорить он и проснулся.

Одевшись, счастливый, он побежал к магазину. Всё было по-прежнему, как и всегда. Он ясно видел, что она чуть улыбнулась ему, и тихо сказал: «Доброе утро, любимая». Клипса видна была только одна: ту, что он нашёл и принёс, закрывали волосы.

С этого дня для Василия началась новая жизнь: с утра он, проходя мимо неё, говорил ей: «Доброе утро», а вечером подолгу стоял напротив магазина на противоположной стороне улицы и смотрел на манекен, про себя беседуя с ней, так, ни о чём, как умеют говорить только влюблённые.

Он по-прежнему ходил по пятницам к морю и представлял, что они вдвоём, обнявшись, смотрят на горизонт. Теперь он радовался не только бушующему, но и спокойному морю. Буря? Буря чувств была у него в душе!

– Мы когда-нибудь уплывём далеко-далеко? – спрашивала она.

– Да, любимая, обязательно! – отвечал он.

Так продолжалось почти полгода, пока в один из серых ненастных дней он не увидел на витринном стекле магазина надпись «Ремонт», на витрине ничего не было, а в помещении суетились рабочие.

Он зашёл внутрь и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Надолго ремонт?

– Месяц, может, два, – ответили ему. – Вот только магазин будет не одежды – другой, а какой, не знаем.

Он на какое-то время остолбенел и, только придя в себя, спросил:

– Переехал?

– Нет, ликвидирован, – ответили ему.

– Как же так? А где всё: прилавки, шкафы и другое? На свалку вывезли?

– Нет ещё. На заднем дворе пока свалили.

Он оббежал дом и сразу увидел её, лежавшую рядом с кучей столов, стульев и другого имущества бывшего магазина. На ней не было ничего – только чулки и клипсы; не было даже парика; накрашенные глаза растеклись по лицу. Он прикрыл её раздвинутые ноги какой-то тряпкой и посмотрел ей в глаза: взгляд был не бездонный, как раньше, в котором его душа могла утонуть и раствориться вся без остатка, а пустой и бессмысленный.

Василий встал на колени рядом с ней, прикрывая её от дождя своим пиджаком, прижал её голову к своей груди и немного покачивался, будто баюкая ребёнка. Он укачивал свою судьбу, стараясь заглушить тоску.

Прохожие с удивлением смотрели на плачущего мужчину, прижимающего и целующего голову манекена. Не замечая никого вокруг, он чувствовал только одно: стремительно надвигающееся одиночество, быстро и неотвратимо опустошающее душу.

Смеркалось. Моросящий дождь насквозь промочил его. Он снял на память клипсы и, сгорбившись, старческой походкой побрёл домой.