Между рассказом «Я сошел с ума» – в том виде, в каком он увидел свет в журнале «Кольерс», – и соответствующими главами «Над пропастью во ржи», при почти полном сюжетном сходстве, есть некоторые интересные отличия. Эти отличия многое говорят о становлении романа – если начинать ему отсчет от первого колфилдовского рассказа «Небольшой бунт на Мэдисон-авеню».

Если в «Небольшом бунте» повествование ведется от третьего лица рассказчиком, не принимающим участия в описываемых событиях, то в «Я сошел с ума» рассказчик – сам Холден Колфилд. Но при этом рассказ Холдена еще не является потоком сознания – для этого ему недостает спонтанности. Герой-рассказчик в «Я сошел с ума» тщательнее подбирает слова, и во многих случаях речь его точнее и поэтичнее, чем у Холдена Колфилда в романе.

Кульминационный момент в этом рассказе (так же как в «Дне перед прощанием») наступает, когда герой проникает в детскую спальню. Он медлит рядом со спящей Фиби, но озарение снисходит на него у кроватки другой сестренки, Виолы, которая больше ни в каких произведениях о Колфилдах не упоминается. Виола, крепко спящая в обнимку с игрушечным Дональдом Даком, недавно воспылала странной для ребенка любовью к оливкам из коктейля. Холден об этом помнит, он принес ей несколько ягодок и выложил их на спинке ее кроватки. «Одна оливка упала на пол, – рассказывает он. – Я поднял, но на нее налип сор, и я сунул ее себе в карман. А потом ушел». Простой жест Холдена, прячущего от Виолы испачканную оливку, может символизировать осознание им невинности маленькой сестренки и желание защитить ее чистоту. Это осознание является вместе с тем признанием Холденом собственной вины. «Чего уж там, все вокруг были правы, а я не прав», – произносит он фразу, которой нет в романе.

В рассказе «Я сошел с ума», четвертом из колфилдовского цикла, Сэлинджер среди прочего развивает темы, впервые затронутые им в «Дне перед прощанием». К такому же, как и у Бэйба, восхищению детской чистотой у Холдена присоединяется ощущение духовного родства с маленькими сестрами. Если Бэйбу приходится объяснять, что за узы связывают его с Мэтти, то герою рассказа «Я сошел с ума» этого делать не надо – читателю и так все очевидно. Здесь, в этом рассказе, впервые проявляется такая замечательная особенность писательского таланта Сэлинджера, как умение заставить героя непосредственно обращаться к читателю. Ей, этой особенности, в значительной мере и обязан своим ошеломительным успехом роман «Над пропастью во ржи».

Рассказу «Я сошел с ума», при всех его достоинствах, подлинности и нежности, пока не хватает обаятельной духовной мощи романа. Преклонению Холдена перед невинной красотой Виолы еще далеко до откровения. Той неразрывной связи, которая соединит Холдена с Фиби и Алли в «Над пропастью во ржи», только предстоит образоваться. Но прежде самому Сэлинджеру придется пройти сквозь испытания, которые преобразят его душу.

Тигр, о тигр! кровавый сполох,

Быстрый блеск в полночных долах,

Устрашительная стать,

Кто посмел тебя создать?

……………………………

А когда ты в ночь умчался,

Неужели улыбался

Твой создатель – возлюбя

И ягненка, и – тебя?

Уильям Блейк. Тигр[131]

День 6 июня 1944 года стал одним из определяющих в жизни Сэлинджера. Высадка в Нормандии и последовавшие за ней одиннадцать месяцев боев наложили глубокий отпечаток на личность писателя и на все его творчество.

О высадке в Нормандии и вообще об участии в войне Сэлинджер упоминал довольно часто, но никогда не вдавался в детали. «Отец словно бы считал, – вспоминает его дочь Маргарет, – будто мне и так понятно все, о чем он умалчивает»