Сэлинджер разделил рассказ на пять сцен, каждая со своей «идеей». В первой сцене перед нами военный двадцати четырех лет от роду, не до конца расставшийся с детством и сейчас попавший в антураж, в котором его детство проходило. Приехав домой на побывку, он сидит у себя в комнате среди россыпи книг. Любимые писатели у Бэйба те же, что и у самого Сэлинджера: Достоевский, Толстой, Фицджеральд и Ринг Ларднер. Мать приносит Бэйбу кусок торта и стакан молока, садится рядышком и с любовью смотрит на сына.

Во второй сцене Бэйб, прихватив с собой санки, идет встречать из школы свою маленькую сестренку Мэтти. Эпизод этот короткий и на первый взгляд малозначительный. Но Сэлинджер к этому времени уже научился насыщать смыслом самые обыденные вещи – здесь он затрагивает тему ответственности перед ближним, умения пойти друг другу навстречу и черпать силы в человеческих взаимоотношениях.

Бэйб хочет скатиться с сестрой на санках вниз по крутой Спринг-стрит, но Мэтти боится, потому что по этой улице, знает она, могут кататься «только большие мальчишки, которые ничего не боятся и знают все плохие слова». «Все в порядке. Все будет в порядке, раз ты со мной»[106], – успокаивает ее Бэйб. Когда брат с сестрой усаживаются на санки, Бэйб чувствует, что Мэтти, изо всех сил обняв его сзади, дрожит от страха. Он говорит, что можно скатиться и по другой улице, но Мэтти беззаветно верит старшему брату и хочет ехать вниз именно по Спринг-стрит, потому что так хотелось ему. Она верит, что на него можно во всем положиться, и ее доверие в свою очередь помогает Бэйбу найти компромисс.

Эту сцену Сэлинджер явно противопоставляет эпизоду из поэмы Т. С. Элиота «Бесплодная земля» (1922), в котором такая же маленькая девочка катится на санках с горы. У Элиота, почти как у Сэлинджера, дело происходит на пороге мировой войны, а сам спуск с горы символизирует расставание с детской невинностью и неминуемое низвержение в бездну, звучит плачем о безвозвратно рухнувшем мироздании. Однако в подаче Сэлинджера полет с горы приобретает жизнеутверждающее значение: благодаря вере Мэтти в Бэйба между братом и сестрой возникает душевная близость, которая сильнее страха. В отличие от Элиота, писавшего свою поэму уже после Первой мировой, Сэлинджер еще не мог знать, будет спуск на санках по Спринг-стрит последним в жизни Бэйба или нет, но в этой сцене явственно чувствуется надежда, что с войны Бэйб вернется и они с Мэтти еще накатаются на санках.

В третьей сцене «Дня перед прощанием» появляется друг Бэйба Винсент Колфилд; ее темы – дружба и боязнь утраты. Авторское «я» в этой сцене раздвоено: Бэйб выражает отношение Сэлинджера к военной службе и скорому расставанию с домом, а Винсент воплощает собой Сэлинджера-писателя, сомневающегося, выдержит ли его писательский дар испытание войной. Винсент предстает перед нами молодым человеком, обаятельным и острым на язык – обе черты роднят его с автором рассказа. Кроме того, он тоже писатель, хотя и сочиняет в основном сценарии для мыльных опер.

Винсент рассказывает Бэйбу, что его младший брат Холден Колфилд без вести пропал в Европе. Он упоминает об этом несколько раз, и с каждым разом в его словах звучит все больше горечи. Помимо этой сцены в «Дне перед прощанием» Винсент больше нигде о пропавшем брате не упоминает, зато его переживаниям в связи с возможной гибелью брата почти целиком посвящен написанный два года спустя рассказ «Сельди в бочке».

В четвертой сцене Сэлинджер вкладывает в уста Бэйба свое собственное отношение к войне. Герои рассказа, отобедав, остаются за столом, и отец Бэйба, мистер Глэдуоллер, принимается вспоминать Первую мировую, на которой ему довелось повоевать. В какой-то момент Бэйб прерывает отцовские разглагольствования – ему не нравится героизация войны, общепринятая манера выставлять ее постфактум этакой «мужественной игрой». В ответ он произносит пылкую тираду, в которой выражает чувства едва ли не противоположные тем, что еще год назад испытывал по отношению к военной службе новобранец Джерри Сэлинджер. А в конце клянется после окончания войны ничего о ней не рассказывать. «Я никогда ни в чем не был так уверен, как в том, что моральный долг всех мужчин, кто сражался или будет сражаться в этой войне, – потом не раскрывать рта, никогда ни одним словом не обмолвиться о ней. И пусть наши мертвые погибнут понапрасну. Ведь, видит Бог, так оно всегда и бывает».