В Южно-Курильск из порта Находки
он тару везёт для засола селёдки.
Его бортовая, его килевая
измучила качка. Угрюмо кивая
давнишним знакомкам —
и волнам, и мелям, – он думает:
«Как же вы мне надоели!
Ходил я в высоких и в низких широтах,
во всех четырёх океанах работал.
Наверно, сто раз пересёк я экватор,
но скул своих крепких от штормов не прятал.
Я волны кромсал, как портной полотно.
И якорь бросал в разных странах на дно.
На южных атоллах и в северных шхерах
я скуку портовых стоянок изведал.
Был прыток и молод, красив и надменен.
В портах лоцмана от восторга немели,
когда с разворотом я в гавань входил! —
и души «волков» отставных бередил.
Я мелей коварных совсем не боялся,
над острыми рифами громко смеялся.
Не кланялся волнам – небрежно кивал,
мой винт, как шампанское, пену взбивал!
И мой капитан мне во всём был под стать —
мы с ним не умели ни в чём уступать
В войну в караванах ленд-лизовский груз
возил я из Штатов в Советский Союз.
А в сорок четвёртом, в конце сентября,
фашистским снарядом накрыло меня.
Мы шли из Портленда с зерном на Мурáнск,
и в море Норвежском враг выследил нас…
Из этого ада не помню, как вышел,
почти затонувший – лишь чудом я выжил.
Погибли безвинно друзья-корабли,
три судна разбитых до базы дошли.
Я в доке потом целый месяц чинился,
а мой капитан в лазарете лечился.
Да то ли бывало за долгую жизнь…
Я стал уже стар, но так хочется жить.
Хотя прошумели года, как метели,
и мы с капитаном моим поседели.
Теперь, будто шавкам рычащим – волнам
всё чаще приходится кланяться нам.
И вот ещё новость гнетёт непрестанно:
Последний мы делаем рейс с капитаном.
До пенсии другу осталось три дня…
А там скоро спишут “на гвозди” меня…» —
Вздохнул пароход, вспоминая былое,
пристопорив ход перед грозной волною.
Печаль, как постылого груза обуза,
на сердце легла старика-сухогруза.
Опять война у нас…
Вставай,
Вставай, мой брат!
Ведь полдень у двора.
Послушай: на цепи
Твой пёс голодный воет.
Ещё на кухне печь
Не топлена с утра.
Вставай,
Вставай, мой брат!
Любил на зорьке встать,
Чтоб на родник пойти
За ледяной водицей.
Зачем же над тобой
В стенаньях бьётся мать,
Упавши тяжко ниц —
Так предаваться сну
Сельчанину не стоит
Подстреленною птицей…
Но ты, увы, мой брат,
Не встанешь никогда.
Лежишь
С осколком в сердце
Неподвижен.
Война опять у нас.
Ты был её солдат.
И материнский глас
Всевышнему не слышен.
Евгений Захарченко
Родился в городе Курске. Автор пяти поэтических книг, публиковался в коллективных сборниках поэзии, литературных журналах, альманахах, газетах. Победитель, лауреат литературно-общественных премий и литературных конкурсов, в том числе всероссийских. Награждён многими литературными медалями.
Ветеран военной службы. Заслуженный строитель Московской области, Заслуженный писатель (МГО СПР). Является членом: СПР, МГО СПР, Академии поэзии, Русского литературного общества.
Рубеж атаки
Спасителям Отечества 1941–1945 гг.
Рубеж атаки, жизни рубеж —
Немного дойти осталось…
Несётся в поле смерти кортеж,
Ему не грозит усталость.
Команда комбата! Пришла пора!
Рвёмся в чужие окопы.
Пьянеем от боя, хрипим «Ура!»,
Шрапнель раздаёт синкопы.
Душа уходит в пятки подчас,
И смерть нас прессует друг с другом.
Сошлись в рукопашной, рубим сплеча
Под страшную нашу ругань.
Штыки и лопатки – всё идёт в ход,
Зубы крошатся до корня,
И грохот разрывов толкает вперёд
Солдата, пропахшего кровью.
Рубеж атаки, жизни рубеж —
Немногим дойти осталось…
И вот – лишь ветер скупых надежд
Да спирта во фляге малость.
Безымянные сердца…
Словно души, взметнулись скворцы