Больше всего Волков боялся, что у кого-то из его людей сдадут нервы и начнется пальба, но кусты молчали, лишь у Зверева побелели пальцы на рукоятке пулемета. Они лежали, провожая взглядами колонну, а Волков все думал, что же он скажет своим бойцам. Когда пленные удалились на километр, лейтенант скомандовал отход. Бойцы и командиры скатились вниз со склона туда, где на самом краю болота их поджидали остальные. К ротному подбежал старшина:

– А я уже скомандовал уходить, – возбужденно заговорил Медведев, – Но смотрю – вроде концерт продолжения не получил. Так кто стрелял-то?

Он вдруг осекся и перевел взгляд на Шумова, затем на комиссара.

– Что там случилось? – тихо спросил комвзвода-2.

– Немцы наших пленных расстреляли, – глухо ответил за всех Берестов.

– Каких пленных? – спросила подошедшая Богушева.

– Самых простых, – резко сказал Волков. – Они добивают раненых, тех, кто задерживает движение.

– Как собак застрелил, – добавил Шумов, – спокойно так, деловито…

– А, – спокойно кивнула Ирина. – Да, они это делают.

Она развернулась и пошла к носилкам.

– Делают, – пробормотал лейтенант. – Ладно, нечего рассиживаться. Порядок движения прежний, Андрей Васильевич, будьте добры, с охранением – вперед. Медведев, поднимай людей, а то они тут у тебя сидят, как дома. Быстрее, быстрее, еще весь день впереди.

Им понадобилось почти три часа, чтобы углубиться в лес на десять километров. Волков понимал, что отряд идет слишком медленно, но ничего не мог с этим поделать – бездорожье и раненые сковывали роту. Простреленный бок, наконец, доконал рядового Чиркина, и его тоже пришлось нести. Начали отставать ходячие раненые, и лейтенант приказал остановиться. Велев Берестову выставить дозоры, молодой командир подошел к Богушевой. Женщины занялись ранеными, военфельдшер как раз осматривала Егорова, когда Волков тронул ее за плечо.

– Ирина Геннадьевна, нужно поговорить.

Врач вытерла руки и поднялась с колен.

– Вы о раненых? – спокойно спросила она.

– Да. – Волков поглядел в сторону. – Вы врач, говорите откровенно. Лежачих у нас четверо, по-вашему, кто из них переживет этот поход?

– Состояние Егорова тяжелое, но достаточно стабильное, – ответила Богушева, – с остальными получше. К счастью, заражения нет ни у кого. Думаю… Думаю, мы их донесем.

– Неизвестно, сколько придется нести. – Лейтенант упорно избегал смотреть женщине в глаза.

– Так… – Военфельдшер обхватила плечи руками, словно ей внезапно стало холодно. – Вы собираетесь их бросить?

– В семи километрах отсюда есть деревня, – медленно начал комроты. – Мы могли бы передать их местным жителям…

– Послушайте, – устало сказала Богушева, – давайте не будем друг друга обманывать. Вы видели, что они делают с ранеными. С теми, кто им не нужен. Я не знаю точно, но, думаю, за укрывание красноармейцев у немцев предусмотрено наказание. Даже если раненых не выдадут сразу… Мы просто поставим под удар кого-то еще. Вы этого хотите?

– Раненые сковывают нас. – Волков наконец нашел в себе силы встретить взгляд врача. – Мы двигаемся в полтора раза медленнее, чем могли бы.

– Тогда убейте их сразу. – Глаза у Ирины Геннадьевны были серые, как небо над их головами. – Вы в любом случае обрекаете их на смерть…

– Хорошо, раз так – начистоту! – Резкий, напряженный голос комиссара оборвал неприятный разговор.

Волков вздрогнул. Гольдберг почти выкрикнул эти слова, и лейтенант вдруг понял, что последние сутки они все едва ли не шептали. Даже сейчас, в километрах от дороги и от ближайшего жилья, Волкову показалось, что Валентин Иосифович слишком громок.