Она же с каждой проведенной вместе минутой удивляла его все больше и больше. Юмором, простотой, добротой, непосредственностью. Она с теплотой и любовью рассказывала о своем доме и бабушке, рассказывала смешные моменты из своего детства. Например, как бабушка – учитель иностранного языка, – заставляла ее зубрить английский, который Аня ненавидела и всячески старалась улизнуть от занятий. За свою лень девушка получала дополнительную порцию заданий. Теперь же, благодаря этим мучениям, они могли общаться и понимать друг друга.

Больше всего в душе Маркус находил отклик тот факт, что у Ани было тяжелое детство. Хоть она особо не вдавалась в подробности, но не трудно было догодаться, что этой девочке пришлось не легко. При всем при этом она верила, что мир не так плох и старалась во всем искать положительные моменты. Маркусу, постоянно наблюдающему за проявлением самых мерзких людских качеств, такая позиция была чужда. Он считал, что это просто наивность, нехватка опыта, молодость, но в тоже время Аня его умиляла. Он был рад, что существуют такие неиспорченные люди, как она. Даже завидовал ей в какой-то степени, ибо быть скептиком, порой, довольно тяжело. Сам он с семнадцати лет варился в котле тщеславия, разврата, лжи, корысти и непотребства, а потому давно уже не обольщался на счет людей и жизни в общем. И все же Анне удалось, словно в бархатный кокон, завернуть его, позволив увидеть ту красоту жизни, которая скрывалась в людях, подобных ей. Честно говоря, это открытие стало и радостным, и печальным, ибо Маркус хоть и был эгоистичным ублюдком, все же сохранил в себе что-то светлое. Это «что-то» не позволяло воспользоваться симпатией Ани в пользу своих низменных желаний. Даже не желаний, а болезненной потребности, подогреваемой собственными запретами и невинностью девушки. До смешного по первоботному хотелось сделать ее своей. Но совесть, точнее то, что от нее осталось, противным голоском шептала, что это неправильно. Такие девушки созданы быть верными женами, замечательными матерями, а не минутными забавами пресыщенных жизнью мужиков, вроде него. И он будет последним сукиным сыном, если обманет эту девочку в ее лучших чувствах, подорвет ее веру в людей. Если возьмет, не дав ничего взамен. И тут же другой голос, словно змей искуситель, возражал: «Но ведь ты сам мечтал о такой…» Да, мечтал! Но сейчас понял всю абсурдность подобной мечты.

Маркус спрашивал себя, что, если бы однажды он встретил Аню в своем окружении в качестве врача, секретарши или еще кого-нибудь? Заметил бы он блеск небесных глаз, нежный румянец, искрений смех, неброскую, но такую ангельскую красоту? Нет – честно признавал он. Она бы потерялась на фоне экзотики, сексуальности и ослепляющей глаза красоты женщин, которые были неизменными атрибутами его жизни. Даже если и заметил бы в ней женщину, то понял бы также, как и сейчас, что в его жизни ей не место. И дело даже не во внешности, с этим все-таки проблем у девушки не было. Любой мастер подчеркнул бы ее красоту и в момент превратил в божественное, неземное создание, на фоне которого меркли бы вычурные красотки. Дело было в ее внутреннем огне. Он бы наверняка со временем погас в мире масок и игр, превращая ее в такую же безликую куклу, как и все. Маркус не был альтруистом или духовным человеком. Нет! Он был самым отъявленным подлецом, но даже ему не хотелось видеть, как погаснет свет в этих невероятных глазах, поэтому он старался соблюдать дистанцию.

Однако отказать себе в общении с ней, он не смог, хотя знал, что тем самым дает девушке некую надежду на что-то, чего никогда не будет. Скоро он улетит, и эта поездка станет для него милым воспоминанием, Аня же почувствует себя обманутой, особенно, если узнает, кто он. А она, скорее всего, узнает, учитывая его активную светскую жизнь и популярность. По приезде ведь придеться рассказать миру про свой побег, хоть правды в этой истории будет, как обычно, процентов на пять, но шумиха подымется страшная. Оставалось надеяться, что новости спорта обойдут Аню стороной.