У меня с моей матерью непростая история.
Она была мне матерью, пока не оставила меня соседям, и не исчезла. Помню, я все время представлял, как она едет в поезде: и скучает обо мне.
От соседей я попал к родственникам. Дяди и тетя меня вырастили. И вот, когда у меня была уже своя семья, родился Костик, мать вдруг звонит и заявляет, что переезжает к нам. Заявляет так, что я не в силах отказать.
«Тебя все не терпят», – сказанные сыном вчера, прозвучали будто из ее уст, но как, если после ее смерти прошло 13 лет.
Она вдруг заговорила со мной через внука. Ловлю себя на мысли, что ждал этого момента, но не верил в него до конца. Даже спрашивал себя: «Когда она объявится?» И вот случилось, – а ведь я уверил себя, что страхи мои напрасны.
После того, как меня бросила, она жила отдельно. Замуж не вышла. Но вот, когда сын родился у меня, она объявилась, и сразу заявила, что переезжает к нам. После ее переселения из небытия в нашу квартиру, я все-таки выяснил, причину ее поступка со мной в детстве, – было гадание или пророчество (не помню точно), что если она будет со мной рядом, я погибну, но вместе мы можем оказаться лишь после моего совершеннолетия. Сгоряча я наговорил ей много жестоких слов. Я обвинил ее во вранье.
Она долго молчала, потом вдруг сказала эту фразу: «Тебя все не терпят». Но я не придал ее словам значения. Я помнил другую фразу матери, сказанную давным-давно, когда она еще возила меня на «юга»: «синее, синее дерево сливы».
Через год мать умерла. А я так и не решился спросить, что она подразумевала под той странной метафорой.
Для нее честность – это был принцип. ОНА НЕ ПРОСТИЛА МНЕ МОИХ СЛОВ. И в душу ее закралось презрение.
Оно не умирает, когда уходит человек, теперь я понял, что оно перешло к сыну, когда он стал подростком. Презрение через столько лет вернулось и поселилось в сыне.
– Так что у вас случилось? – говорит мой собеседник.
– Так вот. Перед тем как он мне сказал эти слова своей бабки, которые он, замечу, не мог от нее услышать, ему всего годик был тогда, мы с женой пошли прогуляться. Мы любим гулять вечерами, по улицам города. По старым улицам особенно.
И вот. В одном переулке разместился магазин редкой мебели. Темное место, да еще окна оформлены у них в ритуальном стиле. На витрине стоит антикварное кресло, а в глубине – траурный зал – я понимаю, что не траурный, но впечатление такое, так все выглядит, будто гроб посреди зала стоит и освещение мерцающее. Да, еще на кресле – кусок черной материи, это что? Случайно накинули?
В другом окне – платье черное. Я обратил внимание: слабая подсветка выхватывает контуры предметов уже из зала, – жутковато, если честно.
– А как жена отреагировала? Вы не поделились с женой своими ощущениями? – спрашивает мой собеседник.
– Нет. Сказать, что я сошел с ума и ее сын сейчас прячется в зале, за антикварным диваном, я не мог. Но выглядывал же он оттуда.
– Кто???
– Сын. Он был там. Я жене не сказал, как такое скажешь, следил за ним внимательно дальше. У меня голова кипела, тер виски. Вот так (показывает как). Предметы показались неестественными, – шевелятся и шипят, как в квесте, когда изучаешь их в закрытых комнатах. Он то выглядывал из темноты, то прятался.
– Простите, если Ваша жена его не увидела, может и не было ничего. Поймите меня правильно, не хочу Вас обидеть, но выглядит по меньшей мере, странно.
– Погодите, вспомнил, ту витрину я видел раньше – она была по – другому оформлена.
– Что изменилось?
– В ту ночь она была оформлена в таком, винтажно-ритуальном стиле. Платье черное висело.