– Ну зачем, Вика, ты так говоришь? – возражает добродушный Михаил. – Может, и были американцы на похоронах – мы ж не опрашивали.

– Нет! – чеканит Вика. Красавица! Гордый кавказский профиль. – Знаешь, как тут? Без сентиментов. Если хочешь что-то значить – вытесни другого! Ты покажи Валере свой рисунок, покажи.

Миша открывает газету. Карикатура! Раздутый, как аэростат, Довлатов, висит над толпой, пальцы руки и ног накачаны, как сардельки. Под ним восторженная толпа. За ниточки держат раздутого ими же и куда-то тащат. Вдохновенные лица…

– Это, что ли, первые, Генис и Вайль?

Миша кивает, вздыхает.

– После этой карикатуры поссорился с ними, с Довлатовым – я уже не говорю, теперь со мной не общается и его вдова. Вот такое «веселье»!

– Да.

Выпиваем.

– Он, вообще-то, не к нам, он к Ефимовым ехал! – сообщает Вика.

Что же такое тут?! Почему злые?

Миша встает.

– Ну давай, Валера. Отвезу!

Нет человека добрее и ответственнее его!

– Ты с ума сошел, Миша? – кричит Вика. – Это же в Нью-Джерси! И ты выпил…

– Ладно, Миша! Отдыхаем, – говорю я. – Ефимов сам прорежется.

– И думаешь, он за тобой приедет сюда? – распаляется Вика. – В Нью-Йорке такое нереально!

Что же это за Нью-Йорк такой?!

– В лучшем случае, – произносит Вика, – он согласится забрать тебя где-то в центре.

– Передача мяча! Американский футбол! – Я смеюсь. – Национальный спорт!

Для этого я, наверное, и приехал, чтобы ощутить!

– Как бы тут не забросили тебя, словно мяч, куда подальше! – усмехается Вика.

Да. Тут не расслабишься.

– Ну ладно, Викуся! – вздыхает Михаил. – Не пугай нашего друга. Зачем это ему – он ведь скоро уедет.

С завистью произнес? Приходит Юля, их дочь. Держится бойко, по-американски: «Все о’кей!»

– Валера! – фамильярно обращается ко мне (я ее еще в люльке помню). – Ты не мог бы Иосифу позвонить?

– Но… зачем?

Оказывается, знаменитый молодой актер Михайловский тяжело заболел, собирают деньги.

– Ну попробую… Алло! Иосифа можно… Спрашивает… Попов.

– Валега, пгивет! Как дела?

Не надеялся, больше услышать его голос. Излагаю вопрос.

– Ладно, я подумаю, – нетерпеливо произносит он. – У меня другое к тебе. Ты же выступал с книгой! А я у тебя ее не взял. Спохватился, когда мчался уже по хайвею. Ты Петю Вайля увидишь? Передай книгу ему, ладно? Хочу ее тут кое-кому показать. Договорились? Ну пока.

Вешаю трубку.

– Ну что… – произношу, всех оглядывая. – Он вроде бы добр?

Хотя пот у меня на лбу почему-то выступил. Вытираю.

– Он добр к друзьям, которые приезжают сюда ненадолго! – чеканит Вика. – А кто постоянно тут путается под ногами – в бараний рог!

Да… светлые мои представления о верной дружбе лихих ребят, вместе завоевывающих новый мир, постепенно темнеют. Застенчивый (в ранней молодости) Иосиф, как я тут узнаю, безжалостно размазал всех, кто составлял ему хоть какую-то конкуренцию. Своими высокомерными отзывами буквально стер с лица земли кумира нашей молодости Васю Аксенова, превратил его в ноль в глазах местной элиты – и тот уже не поднялся.

Позже Фазиль Искандер рассказывал нам, как он в день присуждения Бродскому Нобелевской премии оказался у Аксенова в Джорджтауне, под Вашингтоном. Василий Павлович лежал с мокрой тряпкой на лбу. Увидев Фазиля, произнес жалобно:

– Ну ты слыхал? Может, хотя бы теперь этот гад отцепится от меня?

Да-а! В больших играх головы отрывают! – понимаю я… Но мне, может быть, удастся ускользнуть.

Звонит телефон.

– Ефимов тебя берет! – поговорив, сообщает Миша.

– Сюда приедет? – наивно, весь еще в иллюзиях, радуюсь я… Игорек, старый друг!

– Нет. Передача на ходу. Увидишь этот трюк! – Михаил поднимается.