— Твою ж мать… С-сучары позорные, это ж кто… Кто устроил фейерверк, твари?! — бормотал мужчина, и, закрываясь руками от фыркающих искр, пытался подбежать к покореженной железяке, еще недавно бывшей дорогущим внедорожником. — Нина! Нина, я щас… Нин, держись!

Мысли путались, он плохо соображал, что уже слишком поздно, и упорно обегал вокруг полыхающего «хаммера», отплевываясь от летящих в лицо брызг огня. Пока, наконец, обессилев, не рухнул на колени, размазывая по щекам сажу и копоть.

Отчаянный вопль Дашки отрезвил Алика. Тяжело поднявшись и пошатываясь, он побрел к ней, стоявшей на крыльце, и всё думал, думал… Всё это ни хуя не укладывалось в логику. Зачем убивать Нину, кто мог знать, что она поедет на его тачке?! Не-ет, это же бред, блять, убить хотели не её.

Эта бомба предназначалась ему.

— Мама… — сипло выдавила девушка, судорожно вцепившись в его плечи, и безумными глазами всматриваясь в испачканное лицо, — она… Она была там? Не молчи… Она там была?!

Он не ответил, слова были излишними и лишь могли причинить большую боль. Порывисто прижав голову Даши к груди, Лютый обхватил её за спину, удерживая рядом, и неистово припал губами к виску.

— Тебе не надо на это смотреть. Пойдём в дом. Выпьешь чё-нибудь.

— Она… Сгорела? — шепотом произнесла Дашка, послушно, как сомнамбула, следуя за ним в холл.

Он тяжело вздохнул, скрипнул зубами. Подтолкнул её к дивану, и направился к бару.

— Я тебя не брошу. — коротко, но убедительно обронил через плечо.

Дарья молча кивнула, и он засомневался, дошло ли до неё то, что произошло. Пиздец, ведь это он, мудак, виноват, на хуя было уговаривать Нину ехать на его тачке?! Опасался, как бы нестеровские подхалимы не перехватили её по дороге. С-су-ука, хотел же вызвать такси, а потом решил, что на его колесах Нине будет безопаснее… Блять, но щас не время предаваться самобичеванию. Надо позаботиться о Дашке, у неё ж, кроме него, нет никого!

Уверенность в том, что убрать хотели именно его, крепла, и Алик быстро прокручивал всевозможные варианты. Машинально плеснул в стакан виски, забыв разбавить льдом, и вздрогнул от неожиданности, увидев перед собой девушку. Её покрасневшие глаза нездорово блестели, по щекам разливалась бледность.

— Она не любила меня. — тихо сказала Даша, отобрав у него стакан, и, поднеся ко рту, сделала внушительный глоток.

Поперхнулась крепостью напитка, закашлялась, и Алик хмуро глянул на неё.

— Не пей эту дрянь. Вон, мартини возьми.

Дашка шмыгнула носом, и, как обычно делал он после первой порции алкоголя, занюхала рукавом своей водолазки.

— И ты не пей… Сейчас менты понаедут, надо будет показания давать.

Лютый наклонился к ней, и пристально посмотрел в глаза. Дашка вела себя странно спокойно, а ведь любая на её месте в эту минуту должна была рыдать, если не от горя, то от страха точно. А эта стояла рядом, абсолютно трезво рассуждала, словно речь шла не о погибшей матери, а о чем-то незначительном.

— Слышь, ты в норме? Тебе, может, валерьянки принести?

Она приблизилась к бару, бесцельно провела ладошкой по веренице бутылок.

— Это же тебя, да? — не оборачиваясь, так же шепотом спросила, заставив Альберта замереть. — ну, это тебя поджарить должны были?

Он не нашелся, что возразить, ибо любые опровержения были бы ложью. Шагнул к девчонке, и развернул к себе.

— Послушай меня. — властно приказал, взяв её личико в ладони. — того, что сделано, не исправишь, Нину не воскресишь, и мы с тобой остались одни. Здесь опасно, тебе нужно временно пожить в другом месте. Ты поняла меня?