Мы с Ннаонной потребовали у стражников подать наших лошадей и раскрыть ворота. Они поворчали, что, мол, ночь, что до рассвета не велено открывать… но все же нас выпустили наружу. Наверное, это должно было говорить о том, что Гезнур распорядился нам во всем угождать? Пожалуй, так.

Едва створки ворот сомкнулись за нами, вампиресса, хранившая до сих пор молчание, тут же промолвила:

– Ну, рассказывай! Что ты выяснил?

– Да мне все увиденное нужно хорошенько обдумать, прежде чем…

– Тебе вечно нужно «обдумать». Давай, рассказывай!

– Ну что рассказывать? Ты же все видела… Вернее, слышала. Это не воин армии мертвых, а произведение какого-то психованного некроманта. Так что граф теперь начнет приставать ко мне, просить сходить с ним в Могнак… Не нравится мне это все…

– А почему?

Ннаонна была неугомонна… Как обычно. Впрочем сейчас она скорее всего просто пытается заглушить разговорами гадливость и ужас. Стресс снимает. Я бы тоже сейчас с удовольствием поболтал бы – если бы не вымотался до последней степени.

– Потому, что я не понимаю смысла происходящего… И знаешь, меня преследует такое ощущение, что я упускаю какой-то факт, какой-то вывод… Что-то важное… Нет, не могу сообразить. Устал. Вот сейчас доберусь до какой-нибудь постели… До любой постели…

Ннаонна нахохлилась в седле и задумалась. Наши лошади спокойно шагали по уже знакомой им дороге к деревне. Небо быстро светлело… А я так и не мог навести порядок в мыслях – что-то такое вертелось в голове, но ускользало, едва я пытался сформулировать четче. Нет, все же следует сначала выспаться – а потом уж напрягать мозги.

Наконец мы добрались до нашей казармы. Здесь все было в порядке. У дверей стоял караул, ярко горели факелы – несмотря на то, что их огни уже выглядели бледновато в утренних сумерках. Я вяло подумал, что Никлис – молодец, навел отличный порядок в отряде… Из трех караульных не дремлет ни один, несмотря на то, что час – самый «сонный».

Солдаты поприветствовали нас, один принял поводья и повел лошадей за дом. Там был пристроен сарай, который использовался в качестве конюшни. Старший из наших – здоровяк по имени Стер – осведомился, следует ли немедленно поднять Никлиса.

– Нет, – махнул я рукой, – пусть спит. И я хочу поспать.

– Какие указания передать сержанту?

– Самое главное указание – не будить меня хотя бы часов шесть. Да, не меньше. Потом – тоже лучше не будить, если, конечно, не будет ничего важного.

– Тяжелая выдалась ночка?

– Не то слово…

Стер – довольно опытный наемник, он может нормально общаться со мной. А многие другие солдаты нашего отряда меня боятся. Они испытывают по отношению к «капитану Воробью» прямо-таки суеверное почтение и жутко робеют. Мне к этому не привыкать – я еще в Альде замечал, что если сделать человеку добро… То есть я хочу сказать – сделать добро тогда, когда к этому не слишком вынуждают обстоятельства – так вот в этом случае облагодетельствованный смотрит на меня чуть ли не с ужасом. Если бы я при каждом удобном случае пакостил своим подданным и всячески их угнетал – это было бы принято как должное. Объективная реальность, данная нам в неприятных ощущениях. Если бы я просто был равнодушен к ним – такое воспринималось бы с благодарностью. Но доброе отношение повергало моих вассалов в священный трепет. Я не хочу сказать, что меня это расстраивало – в общем-то правитель и военачальник должен приветствовать, если подданные трепещут перед ним, но… Это дело принимало такие… сакральные, что-ли, формы. С другой стороны по отношению к королю-демону – может быть, нормально?