Ратуя за сверхопеку государства, политические инфанты автоматически соглашаются на абсолютную деспотию. Тот, кто кормит тебя с руки, имеет на тебя право. Избыток получаемой в этом случае отеческой любви – обратная сторона той медали, на противоположной стороне которой полнейшее бесправие перед лицом Pater familias – Отца семейства. То, что мы любим, к чему привязаны, мы склонны считать своим, неотъемлемым, находящимся в нашем полновластном распоряжении. А вот равнодушие, давая нулевую любовь, предполагает максимальную свободу. В пределах которой никто вас пальцем не тронет…

Это две разные идеологии власти – равнодушная свобода и смертельная любовь. Религиозные люди и коллективисты склоняются, как правило, ко второй, атеистичные и индивидуалистичные – к первой. Более того, сама форма власти воспитывает людей: недаром торжество буржуазной демократии и в Европе последних веков, и в Древнем Риме, который безусловно был буржуазной республикой со всеми ее атрибутами, привело к бурному взлету фактического атеизма. И напротив, авторитарные страны с Отцом во главе проецируют Отца и на небо, что заметно, например, и в авторитарной путинской России.

Вернемся, однако, в Древнюю Русь. Там какое-то время параллельно сосуществовали дикая вольница лесного океана и семейная деспотия князей и князьков, распространявшаяся на то, что они считали отчим домом, – свою семью, своих рабов, свои владения, доставшиеся от отца. Откусывая от этого бескрайнего пирога кусок за куском, а также конкурируя друг с другом, князья, а попросту говоря, главари вооруженных банд рэкетиров, старались распространить на захваченные территории свои представления о власти и собственности. Дело в том, что разделение понятий власти как таковой и собственности как таковой произошло в России довольно поздно. И вообще это разделение нетривиально для наивного сознания. Я властвую над своими вещами, потому что они мои! А поскольку вещами считались и рабы, я абсолютно властвую и над своими людьми тоже. Власть есть собственность, полновластное владение, не так ли?..

Но это не всегда так.

В Древнем Риме раб мог выкупиться из рабства, если заработал достаточно денег. Его деньги не принадлежали его хозяину. В средневековой Европе гуляла поговорка «вассал моего вассала – не мой вассал». На Руси же самодержец был полновластным хозяином не только своих подданных (даже формально свободных), которых он мог казнить и миловать без суда, но и их имущества, которое мог отнять в любой момент. На Западе после крушения Римской империи понимание разделения власти и собственности тоже на какое-то время было утрачено. Пол Виноградофф в книге «Римское право в средневековой Европе» приводит сохранившийся эпизод беседы Фридриха II с правоведами. Фридрих спрашивает их, не является ли император полновластным «хозяином дома» (в римском понимании) для всей своей империи, в том числе хозяином имущества своих подданных. На что правоведы отвечают ему: нет, он повелитель «только в политическом смысле, но не в смысле собственника». Это первый шаг к понимаю того, что власть – просто слуга народа. Даже власть монархическая, наследственная.

Европа началась с Римской империи. С единого культурно разлинованного пространства. На излете империи в эту уже готовую изложницу влилось христианство и свободно растеклось по ней. Потом настала эпоха безвременья, но семена были посеяны, рукописные источники античности хранились в монастырях, а идеологическая площадка была подготовлена христианским бульдозером под фундамент будущего здания. Память о великом огне, горящем над миром, еще долго светила европейцам, вызывая перманентные попытки восстановить великую империю.