Что все это значит?

А вот что… После смерти митрополита Алексия, который был опекуном юного князя Дмитрия и фактическим руководителем Московии, Дмитрий стал самостоятелен. А после победы на поле Куликовом он окреп политически. За его спиной стояла Орда, и он, опираясь на эту незыблемую и привычную силу, не собирался оставлять своей прежней политики стягивания под себя пока еще независимых от него русских князей. Почувствовав головокружение от успехов, Дмитрий начал распоряжаться круто, ни в грош не ставя даже церковь; это все видели, и это было даже для тогдашних нравов диковатым. О диктаторских замашках князя говорит еще и тот факт, что он упразднил на Москве должность тысяцкого – по сути, мэра города, под которым были суды и торговое регулирование, – должность традиционную и потому народу привычную. Функции тысяцкого Дмитрий решил исполнять сам.

Это закручивание гаек не всем нравилось. И тем, кому это не нравилось – а врагов у князя было предостаточно, – было на кого опереться: на Западе восходила звезда мошной русской православной (в большей своей части) страны – Великого княжества Литовского. У которого была своя разведка в Московском княжестве и свои агенты влияния. Двигателем заговора могли быть генуэзские купцы, поскольку Дмитрий, возможно, памятуя, что в войске Мамая были генуэзцы, дал некоторые торговые привилегии их конкурентам – купцам-сурожанам[4], то есть венецианцам (точнее, людям, интересы которых завязаны на торговлю с Венецией).

И злым языкам было что транслировать простому народу, подбивая на бунт! Дмитрий-то бога позабыл, возгордился, святых отцов ни во что не ставит! Али он господь, чтобы такое творить? На Мамая пошел, под Тохтамыша лег! А ведь могли бы объединиться не с татарским басурманом, а вступить в союз с Мамаем и русскими западными княжествами, входившими в Великое княжество Литовское. Под Литвой-то жизнь уж дюже сладка!..

Не знаю, так ли эти злые языки говорили или иначе, но летом 1382 года в Москве вспыхнул мятеж, направленный против князя, причем именно с целью его свержения. Князь утек из Москвы с такой поспешностью, что оставил там беременную жену, и только успел на ходу сообщить Тохтамышу: беда, начальник, созрел в Москве антиордынский заговор, к Литве хотят переметнуться, выручай, а я бегу в Кострому преданные войска собирать для усмирения.

Тохтамыш не заставил себя ждать. История донесла до нас ту поспешность, с которой татары понеслись к Москве. Памятник древнерусской литературы, написанный по Новгородской и Софийской летописям, «Повесть о приходе Тохтамыша-царя» свидетельствует: «В тот год царь Тохтамыш… собрал много воинов и направился к Волге со всеми силами своими, со всеми своими князьями, с безбожными воинами, с татарскими полками, переправился на эту сторону Волги и пошел изгоном на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю Русь. Вел же войско стремительно и тайно, с такой коварной хитростью – не давал вестям обгонять себя, чтоб не услышали на Руси о походе его»[5].

Сразу хочу обратить ваше внимание на следующее обстоятельство, чтобы не было непоняток: текст гласит, что царь пошел на Дмитрия Ивановича. Принимать это за чистую монету и понимать так, как понял бы современный человек, не знающий исторического контекста, нельзя. Поскольку Москва – вотчина Дмитрия Ивановича, то есть нечто неотъемлемое, автор вместо «на Москву» синонимически пишет «на Дмитрия Ивановича». Точно так же он пишет «на Русь», хотя Русь вовсе не сводилась к княжеству Московскому. Тверь, находящаяся в 150 километрах от Москвы (это расстояние поезд «Сапсан» теперь преодолевает за час), – враг Москвы, но при этом тоже Русь… Брянск – безусловная Русь, но принадлежит врагам Москвы – Великому княжеству Литовскому, которое само давно уже стало русским – и по вере, и по культуре, и по языку… Рязань, через земли которой прошел Тохтамыш, тоже Русь. И тоже враг Москвы. А уж если учесть, что в составе татарского войска Тохтамыша были и русские отряды, положение совсем запутывается. Так на какую же из «Русей» шел Тохтамыш?