За неимением ничего лучшего я притулилась за деревом и стала оттуда вертеть головой на все триста шестьдесят градусов, напоминая перепуганную сову. Мысленно подгоняя Алексея: «Ну, давай же! Давай!! Где тебя черти носят так долго?!!» От нетерпения я пританцовывала на месте, и чуть ли не ногти начала грызть, но вовремя одумалась. Еще не хватало из-за этих придурков себе весь маникюр испортить! Наконец, я заметила Лешкину машину, медленно подъезжающую к арке. Я пулей вылетела из-за дерева и кинулась к его седану, на ходу рванув на себя дверцу. Из-за этого маневра, я чуть не угодила ему под колеса. Он резко затормозил, и уставился на меня в недоумении. Устраиваясь на сидение, я зашипела рассерженной кошкой:

– Быстро, быстро… Валим отсюда!!!

Недоумения только прибавилось на его лице, но он послушно надавил педаль газа, все еще поглядывая на меня в изумлении. Он всегда точно знал, когда нужно спрашивать, а когда действовать. А я, не обращая внимания на его взгляды, принялась вертеться на сидении, пытаясь оглянуться назад. Только когда мы отъехали на приличное расстояние и свернули на другую улицу, я немного успокоилась и с облегчением выдохнула. Нашарила в боковом кармане сидения бутылку с минеральной водой, и жадно глотая, и чуть ли не давясь, вылакала почти половину. Недоуменное выражение Лешкиного лица сменилось на испуганное, и почти тут же сразу – на гневное. Он притормозил на обочине, и сурово спросил:

– Что происходит, черт возьми!! Пока не дашь внятного объяснения, с места не сдвинусь!

Поначалу у меня было желание рявкнуть во всю глотку на него что-нибудь типа «Ты что, сдурел совсем!». Но я вовремя сообразила, что тут криком не поможешь. Брать Алексея на голос – себе дороже. Это я знала доподлинно еще по нашей прошлой студенческой жизни. И решила действовать немного по-женски. Сложила молитвенно ладошки у груди, и проныла со слезой в голосе:

– Лешик, миленький, я тебе все, все расскажу! Только давай отъедем подальше отсюда! – И хлопнула пару раз ресницами, входя в образ нищенки на церковной паперти, которую хочет прогнать суровый дворник.

Образ на Алексея подействовал. Он, все еще сердито хмурясь и поглядывая на меня со значением, наконец погнал машину по проспекту. Мы долго петляли по знакомым улочкам, пока я не сообразила, куда он меня везет. Вез он меня в небольшую пельменную, которая принадлежала нашему старому и доброму знакомому, Андрею. Вообще-то, Андрюха был «королем бензоколонки», как мы его шутливо называли. Владел несколькими вполне себе приличными заправками в городе, да и так, по мелочи еще набиралось кое-чего, типа небольших дорожных магазинов и закусочных. А конкретно эту пельменную он приобрел, когда из обычного инженера превратился в этого самого «короля». Как он говорил, «в память о нашей боевой молодости». В стародавние времена, когда мы были еще молодыми и задорными щенками, не обремененными никакими заботами и делами, в этой пельменной мы праздновали свои зачеты и сданные экзамены, в ней обсуждались самые невероятные проекты и рождались самые смелые мечты. И теперь, мы с Алексеем ехали именно туда, в пельменную, которая в годы перестройки была переименована нашим другом по неведомой прихоти из привычной нам «Ромашки», в кафе под сомнительным названием «Грехи молодости».

Небольшое кафе, которое и кафе-то назвать язык не поворачивался, скорее, обычная закусочная, стояло в трущобе улочек старого города. Небольшое, уютное помещение, всего-то на четыре столика, поражало своей чистотой. Я бы даже сказала, стерильностью. Вместо модных сейчас жалюзи, вышитые «ришелье» короткие белоснежные шторы на окнах. Столы покрыты белыми же в синюю клетку скатерками. И на каждом столике стояло по трогательной маленькой вазочке из синего стекла со вставленной в ней небольшой веточке рябины с красной кисточкой спелых ягод. Андрюхи на месте не оказалось. Но нас встретила его управляющая, директор, завхоз и повар – все, как говорится, в одном стакане, Людмила Марковна. Это была весьма дородная женщина, с улыбчивым и добрым лицом, с серыми лучистыми глазами, и короткими кудряшками темно-каштановых волос, в которой уже были видны широкие седые прядки. Глядя на ее пышные формы, у меня всегда пропадал аппетит. Пельмени в ее исполнении были невероятно вкусными, и я опасалась, что если буду часто питаться в этом кафе, то вскоре стану, точно, как она. Поэтому, несмотря на все уговоры Людмилы Марковны взять двойную порцию, я неизменно отвечала, что я «сыта». На что, понятливая женщина неопределенно хмыкала, и приносила мне «одинарную порцию», больше напоминающую не то, что двойную, а даже тройную. И, понятное дело, я съедала все до последнего пельмешка, вылизывая необыкновенно вкусный соус языком чуть ли не с кошачьим мурчанием.