– Ясно. Как братья?

– Расул помогает мне очень, спасибо.

– А Эльдар?

– Эльдар…

– Снова пьет?

– Мы несколько дней не виделись, – отвечаю уклончиво.

– Спаси его Аллах.

Вряд ли Аллаху под силу спасти этого ублюдка.

Морщусь, но отвечаю:

– Прослежу за ним. Доброй ночи, отец.

– Доброй ночи, сын.

Выбравшись на улицу перед очередным заведением, прикуриваю сигарету и в три затяжки превращаю ее в окурок. Вообще, к курению я отношусь с опаской. Спортивное прошлое не отпускает. Но иногда никотин действует чем-то вроде успокоительного.

Сутенер, как обычно, пасется при входе в зал, в котором явно русская вечеринка. Русофилия нынче здесь в почете.

– Привет, Рубен, – произношу, сгребая его в охапку за воротник пестрой рубахи и ударяя о стену.

– Амир, – испуганно блеет еврей.

– Объясни мне, пожалуйста, это что за адресная рассылка?

В его глазах полнейшее непонимание.

– Почему твоя шлюха пришла ко мне?

– Какая? – страха во взгляде становится еще больше, а я реагирую на это естественным выбросом адреналина.

– Курица, которая, как ты говорил, понесет тебе золотые яйца. Мне по хуй на моральный аспект, но при чем здесь я?

– Златик? – морщится он. – Дура, блядь.

Злится. Это у него выходит довольно комично.

– На хрена ты ее ко мне отправил? Тебе Вадика мало?

– Я никого не отправлял, Амир. Клянусь всем святым, что у меня есть.

– Не смеши, блядь.

– Я клянусь, – морщится он, и я убираю руки.

Поправляю рубаху, Рубен хватает телефон из нагрудного кармана и куда-то звонит.

– Где она сейчас?

– Ты подсадил ее на дурь? – интересуюсь, пряча руки в карманы брюк.

Молча наблюдаю за багровеющим лицом.

– Не, она чистая девка, Амир, – снова кому-то набирает, нервничает. – Деревенская только, но мечтает стать блогером. Они в Москве все на этом двинутые. Подружка у нее такая же, но приземленнее оказалась. Быстро поняла, что к чему, и работает не покладая рук.

Поморщившись, сжимаю ключи от «Роллс-ройса».

– Я найду ее и за то, что она тебя побеспокоила, Амир, продам в Бахрейн. В притон победнее, чтобы ее там пьяные нарки драли и окурки о сиськи тушили. Клянусь. Продам эту сучку в Бахрейн…

– Избавь меня от подробностей.

Озираясь, потираю заросшее щетиной лицо. За что мне это все?

– Надо только ее найти. Ты не видел, куда она пошла?

– Кто из нас сутенер, Рубенчик? – плюю ему под ноги и прощаюсь. – Давай.

Широкими шагами иду к машине. Сразу врубаю кондер и быстро добираюсь до отельной парковки.

Погипнотизировав бетонную стену, выхожу из машины. Горячий воздух обдает лицо. Одним движением вскрываю багажник.

Расставив широко ноги, скрещиваю руки на груди и разглядываю… трусы с кошками, прикрывающие худую задницу. Где только их берет, блядь?

Девка приоткрывает веки и слабо стонет. Мокрая, как кошка после дождя. Слава богу, не сварилась заживо у меня в тачке.

В отличие от сутенера, в ее глазах страха ни капли. Дура дурой! Еще и бессмертная. Моя природная брезгливость, кажется, куда-то девается, потому что я снова смотрю на ее сморщенные, несуразные коленки. Может, она и девственница, но по борделям уже потаскалась. И на кой хрен мне такая?

– Вы вырубили меня, – возмущенно выговариваю.

Чувствую, будто из меня всю воду отжали. А еще такая слабость, что даже шатает немного.

– Заткнись. Ты сама вырубилась, а я торопился. Пришлось взять с собой. Скажи спасибо, что рыбам не скормил.

Хаджаев кидает на меня презрительный взгляд. Желваки на скулах поигрывают. Выглядит он фантастически опасно, поэтому я замолкаю.

Нахмурившись, пытаюсь вспомнить события, которые при участии нас обоих произошли возле отеля.