— Я тебя не узнаю, Черкасов. Прежде ты никогда не был со мной настолько грубым.

— Полторы минуты! — подгоняю я.

— Ба-а-а, какие мы сердитые, — цокает языком Лиза и грациозно выпрямляет спину. — На самом деле я пришла не только поздравить. Мне нужно сказать тебе кое-что.

— У тебя осталась минута. — Я скрещиваю на груди руки. — Ближе к делу.

— Ну, ближе так ближе, — хмыкает она и откидывается на спинку барного стула.

— Я приехала попросить у тебя прощения.

— Зря тратишь время, — усмехаюсь ей в лицо. — Твои извинения мне и тогда были не нужны, а сейчас — тем более.

— А мне нужны, — выставляет указательный палец Лиза и растягивает на губах мечтательную улыбку. — Знаешь, пока я жила с Беловым, все время вспоминала, как нам было хорошо с тобой, все наши поездки, вечера в этом доме, — обводит взглядом кухню. — Позже я поняла, какую допустила ошибку, расставшись с тобой, но у меня не хватило духу приехать.

— А сейчас что изменилось? Хотя дай-ка сам угадаю. — Я выгибаю бровь и прищуриваюсь. — Белов нашел тебе замену, и ты решила попробовать вернуться ко мне?

— О-о, — запрокинув голову, хохочет она на всю кухню. — Во-первых, не он меня бросил, а я его, а во-вторых…

Она устремляет на меня взгляд, медленно ведет кончиком большого пальца по безымянному.

— Ты уже почти окольцован, Черкасов. И, наверное, безумно любишь свою невесту? — Она вопросительно выгибает бровь, закусывает губу.

— И это, кстати, твоя единственная умная мысль за весь наш разговор, — отвечаю я и дважды хлопаю по столешнице ладонью.

— Твое время вышло. Вызывай такси.

— Значит, все-таки не простишь? — спустя паузу произносит она. — Жаль. А я так надеялась, что мы сможем остаться друзьями, — вздыхает Лиза и наглядно поправляет черные чулки. — Принеси мою сумочку, пожалуйста. Там телефон.

Я иду в коридор, беру с банкетки ее замшевую сумку, и по пути обратно слышу, как на кухне что-то гремит.

Застыв на пороге, наблюдаю картину: Лиза разливает по чашкам чай, затем ставит их на барную стойку, расстегивает две верхние пуговицы на белой шелковистой блузке и машет рукой у лица.

— Жарковато стало, — говорит она до боли знакомым низким голосом, наклоняет на бок голову, и, глядя на меня, ведет пальцем по декольте. — Впрочем, в этом доме всегда было жарко, не так ли? Особенно в спальне.

Я кидаю на барную стойку ее сумку.

— Вызывай такси! — велю я.

Пару лет назад я бы занялся с ней любовью прямо на барной стойке сразу после того, как она расстегнула пуговицы. Но это безумство давно иссякло. Я вырывал ее из сердца и из своей жизни. Так что зря она надеется, что на меня подействуют ее ахи-вздохи.

Красовская цокает языком и достает из сумки мобильник.

— Раз у нас не складывается душевный диалог, то мне и правда стоит уехать, ― со вздохом роняет она. ― Но пока ждем машину, давай хоть чокнемся чаем за твою предстоящую свадьбу, м?

Алена

Регина была права. Зря я поперлась на дачу ночью. Трасса — хоть глаз выколи, ничего не видно, а дворники едва справляются со снегом. Стрелка спидометра все время держится на отметке «40», и вместо обычных сорока минут я еду до дачи полтора часа.

Слава богу, я почти уже на месте.

Слышу по радио любимую песню, прибавляю громкость и, тихонько подпевая, поворачиваю в коттеджный поселок.

Уже издалека вижу, что в окнах нашего дома нет света.

— Фух, — выдыхаю я. — Слава богу, друзья Олега уже уехали. А то свалилась бы им на голову в разгар мальчишника, вот было бы весело, — тихонько смеюсь я и, подъезжая к воротам, нажимаю на кнопку брелока.

Кованые ворота едут в стороны, и я въезжаю во двор, сминая под колесами хрустящий снег. Паркуюсь рядом с черным «мерсом» Олега.