Если же сделать один только шаг от ледяного барьера к плато, то тут, пожалуй, совершенно придется отказаться от всякого сомнения в предпочтительности собак. Собак не только можно с легкостью вести по могучим ледникам, лежащим на пути к плато, но и пользоваться собачьей тягой всю дорогу. Наоборот, пони приходится оставлять у подножия ледника, а затем самим людям наслаждаться сомнительным удовольствием при выполнении роли пони. Насколько я понял Шеклтона, не может быть и речи о том, чтобы втащить пони на обрывистые и потрескавшиеся ледники. Должно быть чрезвычайно трудно добровольно отказаться от услуг упряжных животных, когда пройдена только четвертая часть всего пути. Я, со своей стороны, предпочитаю пользоваться «службой тяги» все время.

С первой же минуты я увидел и понял, что самой опасной частью нашего путешествия будет путь от Норвегии до ледяного барьера. Если бы только нам удалось достигнуть барьера, сохранив собак в хорошем состоянии, то мы сможем спокойно взглянуть будущему в глаза. К счастью, и все мои товарищи смотрели на вещи точно так же, поэтому благодаря совместной усердной работе нам удалось не только благополучно доставить собак к месту нашей работы, но и высадить их там в гораздо лучшем состоянии, чем мы их получили. Кроме того, число их значительно возросло за дорогу, что тоже служит доказательством их процветания. Для защиты собак от сырости и жары мы устроили для них на три дюйма выше постоянной палубы настил из строганых досок. Благодаря этой добавочной палубе мы достигли того, что брызги морской воды и дождь сбегали по палубе под собаками. Таким образом мы спасали собак от той воды, которая неизбежно постоянно переливается по палубе сильно нагруженного судна, идущего на пути к Южному Ледовитому океану. Под тропиками же эта палуба служила двойную службу. Она всегда создавала несколько охлажденную поверхность, так как между обеими палубами проходил свежий, прохладный поток воздуха. Главная палуба, черная и просмоленная, была бы для собак невыносимо жаркой. Настил же из досок лежал выше и все время оставался относительно белым. Кроме того, мы везли с собой тент, главным образом для собак. Этот тент можно было натягивать над всем судном и постоянно защищать животных от палящих солнечных лучей.

Мне до сих пор смешно, когда я вспоминаю о сострадательных голосах, раздававшихся то там, то сям, иногда даже и на страницах газет, об истязании животных на «Фраме». Все это, пo всей вероятности, исходило от мягкосердечных людей, держащих у себя дома цепных собак.

Наряду с нашими четвероногими друзьями был у нас и двуногий друг, не столько для серьезной работы в полярных областях, сколько для приятного развлечения по пути. Это была наша канарейка Фритьоф. Фритьоф был одним из многочисленных подарков, поднесенных экспедиции, и притом приятным. Он сейчас же начал петь, как только его принесли на судно, и пел не переставая во время обоих кругосветных плаваний в этих самых негостеприимных водах земного шара. Несомненно, наш певец поставил рекорд полярного путешественника среди своих собратьев.

Позднее у нас собралось более значительное общество из представителей разных семейств: свиньи, куры, овцы, кошки и… крысы. Да, к сожалению, мы сильно чувствовали присутствие у себя на судне крыс, этих отвратительнейших созданий и худших вредителей. Но мы объявили им войну, и, прежде чем «Фрам» отправится в новое плавание, они должны будут исчезнуть. Мы заполучили крыс в Буэнос-Айресе, и приличнее всего схоронить их там же – на родине.