12 июня этого года мы собрались в квартире Марины Цветаевой, чтобы вспомнить печальную дату: 80 лет тому назад она уехала навстречу своей трагической судьбе.

Флоран включил музыку Шопена, а я прочла вышеприведенные строки, жившие где-то в моём подсознании и вырвавшиеся на свободу здесь, на «чудной каштановой улице».

Последняя августовская ночь… Не спится мне… Ведь на самом деле, 31 августа не должно быть, его и не было раньше. Этот день был украден у самого несчастливого месяца – февраля, названного в честь бога мёртвых – Фебруария, и последний день этого месяца посвящался мученикам. Как раз этот день и забрал у февраля завистливый и честолюбивый Октавиан, получивший за какие-то императорские заслуги титул Августа, т. е. Священного. Это событие было увековечено – появился месяц август, насчитывающий 30 дней. Но в июле, названном в честь Юлия Цезаря – 31 день! Униженный на один день, Август бессовестно аннексировал у февраля день, думая таким образом сравняться с Юлием Цезарем! Вот так, зависть и тщеславие до сих пор правят миром.

31 августа… Прошло уже 77 лет… Уйдя на другой конец света, Марина Цветаева оставила нам вечную поэзию. Прислушайтесь, почитайте вслух прозу Цветаевой – вы убедитесь, вы удивитесь: это стихи!

77 лет… Цифра семь сопровождала её жизнь и даже смерть в 49 лет, ведь 7х7=49. Приехав с Алей в Берлин, она прожила там 77 дней и оставила нам шедевр в письмах, адресованных Абраму Вишняку. После свиданий Марина ночью писала ему послания – нежнее нежного: «Я хочу сейчас радоваться Вам. Мне от Вас нежно». Но духовной выси не получилось, Вишняк тянул её вглубь, хотя и глубоких отношений не возникло. Трагическая нестыковка душ, находящихся в разных измерениях. Она искала абсолют, рыцарство, а этот «спящий красавец» желал вкусно есть, мягко спать, забывая дарить ей фиалки с ароматом нежности и любви. А ведь слово «любовь» в её письмах повторялось сорок четыре раза, а слово «душа/душевный» двадцать семь раз! Но «Все люди берегли мои стихи, никто мою душу», – писала она.

Безусловно, Цветаева была сражена сверхъестественной, звериной интуицией Вишняка, предложившего ей переводить любимого автора – Генриха Гейне «Флорентийские ночи». Для Марины Гейне был «ближе, чем брат». Неслучайная случайность? Генрих Гейне четверть века прожил во Франции, Цветаева – 14 лет, т. е. две семёрки. Оба – эмигранты с драматической судьбой, оба придерживались диеты одиночества. Последними словами немецкого поэта были: «Цветы, цветы! Как прекрасна природа!». Уже стало традицией, что каждый год, в день смерти Генриха Гейне появляется букет любимых фиалок на его могиле. Кто их приносит? Неизвестно, но теперь понятна фиалковая привязанность Цветаевой. Наверное, она приходила к нему, видела этот памятник с неизменными поэтическими атрибутами – лирой, лавровым венком и бабочками, символизирующими души. Возможно, здесь она вспоминала его поэмы-песни. «Из своих больших печалей, я создал маленькие поэмы», – как это близко и понятно ей.

За два года до своей кончины, Гейне с женой последний раз меняют квартиру и переезжают на авеню Матиньон в дом № 3. Поэт был «беспросветно остроумен» и заметил, что французы, в полном смысле этого слова, носят его на руках. Гейне был прикован к постели болезнью спинного мозга – и сиделки выносили его на балкон подышать воздухом и понаблюдать за жизнью Елисейских полей, которая в те времена была такой же пёстрой и шумной, как и сегодня. На доме, где он жил – мемориальная доска, висящая так высоко, что у всех, кто хотел бы её прочесть, невольно слетают шляпы, обнажая головы в память поэта. Марина Цветаева ещё не знала, что будет жить в Париже, стоять у его дома и вспоминать «Флорентийские ночи», и совсем не подозревала, что так озаглавят и её письма любви, написанные в Берлине Вишняку.