Кабинет скорее заслуживал названия «малого зала». Овальный стол на двенадцать персон, диваны и кресла по стенам, большая хрустальная люстра, мозаичный паркет… Мать бы сказала: «Ну прямо Петродворец!». Она была в Ленинграде после окончания девятого класса. Впечатлений от поездки ей хватило на всю жизнь.

Вся эта невероятная роскошь действовала ошеломляюще, но хуже всего были воздушные шары, белые, розовые и золотые, которые висели под потолком, сплетались в колонны у стен и обрамляли арками окна. «Детский сад какой-то», недовольно поморщился Алекс, но сразу же натянул на лицо улыбку, потому что увидел идущего навстречу отца. Отец с семейством сидели на дальнем конце стола, и потому Алекс не сразу их разглядел.

Впервые в жизниотец-папаша обнял своего старшего сына, да так, что в буквальном смысле затрещали кости. Впервые в жизни «весь бушмакинский клан», как выразился отец, собрался за одним столом. Впервые в жизни старший и младший брат пожали друг другу руки… Впрочем, младший брат с самого начала обозначил свое отношение к происходящему – глядел высокомерно, кривил губы, а улучив подходящий момент, когда отец смотрел на Алекса, а Светлана – куда-то в сторону, показал старшему брату оттопыренный средний палец. Короче говоря, проявил родственные чувства по полной программе. Светлана вела себя поприличнее – спросила, нравится ли Алексу его работа и, встречаясь с ним взглядами, всякий раз холодно-сдержанно улыбалась. Но это происходило нечасто, потому что Светлана преимущественно смотрела куда-то в сторону. Зато отец старался за троих – говорил без умолку, то и дело повторяя, как он рад тому, что весь бушмакинский клан… и так далее.

Первый тост, как и положено был за виновника торжества. Отец махнул разом полбокала коньяку, Алекс отпил глоточек из своего бокала, Светлана пригубила красное вино, а младший брат, вяло чокнувшись с именинником, не стал подносить свой бокал ко рту, а демонстративно поставил его на стол, причем – с громким стуком. Однако же за себя, любимого, за прекрасных дам в лице родной матери и за бушмакинский род, Санек пил с удовольствием, не отставая от отца-папаши. Видно было, что это дело у него в почете. Когда же отец вспомнил тех, кто не дожил до этого радостного дня и предложил тост, за тех, кого нет с нами, дипломатично не называя при этом имени первой жены, Санек снова не стал пить – приподнял бокал на вершок и поставил обратно на стол, правда на этот раз без стука. «Вот же скотина! – подумал Алекс. – Что тебе плохого моя мать сделала?»

Отец вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и достал из кармана пиджака подарок – черную бархатную коробочку, в которой опытный Алекс, еще не открыв, угадал перстень и даже определил вслепую его вес – не меньше десяти грамм. Немного ошибся, в золотой «гайке» с затейливо выгравированными инициалами «АБ» оказались все пятнадцать, причем – семьсот пятидесятой пробы.

– Нравится?! – требовательным тоном спросил отец. – У меня тоже такой, вот, погляди.

Он сунул Алексу под нос кулак с тремя перстнями, на крайнем из которых красовался вензель «НБ».

– И Сане такой же подарю на день рождения, – пообещал отец, хлопая младшего сына по плечу. – Уже приготовил…

– Ну ты же знаешь, что я не могу носить кольца, – скривился Санек. – Я же врач, мне по работе приходится часто мыть руки. Это ж какая морока – то и дело снимать-надевать. Я его забуду где-нибудь в первый же день.

– А ты за щеку прячь, как мартышка, тогда точно не забудешь! – посоветовал отец.

Санек страдальчески закатил глаза. Светлана едва заметно нахмурилась. Отец всего этого не заметил. Снова хлопнув Санька по плечу, он сказал, глядя на Алекса, который уже надел перстень на средний палец правой руки: