Эль призадумался.

Наблюдать за домом ему определенно не хотелось, но и другого варианта он не видел. Во всяком случае, такого, который устроил бы обе стороны.

– Завтра я отправлю Грету… скажем, на рынок, а вы быстренько все осмотрите.

– Вы очень б-благородны…

Ну да, конечно.

– П-поверьте, я н-не заб-буду вашей г-готовности к сотрудничеству, – Эль встал и протянул мне руку. Следовало заметить, что вид у нашего эльфа при этом был до отвращения серьезный. – И всенепременно упомяну об этом в отчете.

В протянутую руку я вложила синюю ягоду малины.

А что, мне не жалко…

– Б-благодарю, – от подарка Эль отказываться не стал.


– И что будем делать? – Грету мой рассказ впечатлил, особенно та его часть, которая касалась ссылки и каторги, верно, здесь я была особенно убедительна.

– Будем… будем возвращать Барсика к жизни…

– Но он еще…

Грета указала пальцем на мумию, имевшую лишь отдаленное сходство с котом. Плотно спеленутый остатками пледа, покрытый бурой, местами закаменевшей мазью, он и вправду выглядел жертвой.

Если эльф увидит котика…

– Знаешь, – Грета сглотнула, – я думаю, что если для презентации, то нам хватит, да?

– Определенно.

Барсика отмывали в ванне, а потом отмывали ванну от Барсика, и Грета добрым словом поминала как всех эльфов, так и конкретно этого, в которого ее угораздило влюбиться.

– А может, – она поднялась с колен, – ты его соблазнишь?

– Зачем?

– Чтобы он потерял голову от страсти и забыл… – она обвела рукой ванную комнату. Мазь ее, которая при контакте с водой пенилась, шипела и плевалась, вновь сменила цвет. И теперь на бледно-желтых стенах ванной комнаты расцветали алые пятна весьма зловещего вида.

Скажем так, на месте добропорядочного человека, ну или эльфа, увидев этакую комнату, я бы заподозрила, что хозяева, в частности одна хозяйка, с дипломом некроманта, не чурается брать работу на дом. А это, между прочим, прямое нарушение закона.

– Я не могу его соблазнить, – разогнулась я с немалым трудом.

И мысленно прокляла и эльфа с его стремлением творить добро, и сестрицыны эксперименты. А ведь вечер так хорошо начинался… цикады, эклеры… луна полная…

– Если думаешь, что я ревную, то нет, – Грета поскребла кончик носа. – Я поняла, что он не тот мужчина, с которым я готова провести остаток жизни. А вот ты… взгляни на себя!

Я взглянула.

Отчего б и вправду не взглянуть, когда зеркало имеется, тоже, к слову, заляпанное, и брызгами мелкими, темно-красными. Вот в жизни не скажешь, что мазь это, а не чья-то кровь.

В зеркале же, верно, глубоко оскорбленном столь непочтительным с ним обращением – то ли дело тетушка с ее манией чистоты и привычкою натирать зеркало и прочие блестящие поверхности ежедневно, – отразилась хмурая всклоченная девица.

– Ты сама на эльфийку похожа…

– Я?

Разве что ростом, который удался в матушку, и худобой, правда, не наследственною, но благоприобретенной. С такой-то жизни и не похудеть…

– Он перед тобой не устоит… – новая безумная мысль завладевала разумом Греты. – Мы оденем тебя так, что он про Барсика мигом забудет…

И сестрица, к величайшему ужасу моему, сдержала слово. А что делать… кровавые следы начинались с кухни, и пусть стол мы прикрыли парадной тетушкиной скатертью, но остатки мази умудрялись просвечиваться и сквозь нее.

Потеки на стенах. И следы на полу.

Ванна и сонный кот, который, против всякой логики и Гретиных надежд, шерстью не оброс, но лишился ее остатков. Ныне он напоминал освежеванную тушку, причем свежеванную явно наспех. Шкура его окрасилась неравномерно, старые шрамы набрякли и теперь походили на шрамы свежие, недавно полученные и отнюдь не в дворовых схватках. Темные пятна лишая открылись язвами…