Эти мысли постоянно возвращались в ее голову, пока она читала письма, и оказали некоторое влияние на развитие последующего разговора.
– Столько приглашений, если буду на все отвечать, никогда не закончу с подарками! – пожаловалась она.
– Позволь, я помогу, побуду твоим секретарем, – предложил Чарли, который чувствовал себя в маленьком кабинете как дома и охотно брался за любое дело.
– Можешь ответить на записки, если хочешь. Нужно написать вежливый отказ почти на все, кроме двух или трех. Зачитывай имена, я скажу – каких именно.
– Слушаю и повинуюсь! Кто теперь посмеет назвать меня бездельником?
Чарли с радостью уселся за письменный стол, ибо часы, проведенные в кабинете Розы, были самыми приятными и счастливыми за день.
– «Порядок – первый закон небес!» Чудесный вид, однако я не вижу писчей бумаги! – сказал он, открывая крышку и с интересом оглядывая содержимое.
– В правом ящике! Сиреневая с монограммой для записок, обычная – для деловых писем. С ними я сама разберусь! – ответила Роза, размышляя, кому подарить кружевной платок. Анабелле или Эмме?
– Доверчивое создание! А если бы я открыл не тот ящик и наткнулся на сердечные тайны? – продолжил новоявленный секретарь, перерывая аккуратно сложенные стопки.
– У меня нет тайн, – скромно ответила Роза.
– Неужели? Ни одной трогательной записки, бережно хранимого миниатюрного портрета или засохшего букетика? Я вам не верю, кузина! – Чарли с сомнением покачал головой.
– Вам я бы точно ничего не показала, нахальный юноша! Есть несколько сувениров, но ничего особенно сентиментального и интересного.
– Хотел бы я взглянуть! Жаль, не смею просить… – хитрил Чарли, умоляюще поглядывая поверх полуоткрытой крышки.
– Смотри, если хочешь, но ты разочаруешься, Пол Прай![15] Левый нижний ящик с ключом!
– О, добрый ангел, моя благодарность безмерна! С каким же трепетом я ждал сего момента! – С этой цитатой из «Удольфских тайн»[16] Чарли отпер и открыл ящик картинным жестом. – Посмотрим, что в шкатулке… Семь локонов: соломенно-желтый, рыжевато-каштановый, золотой, просто рыжий… Что-то знакомое! Похоже, я знаю, с чьих голов они срезаны!
– Да, вы дали мне по локону перед отъездом, и они путешествовали со мной по миру в этой шкатулке.
– Лучше бы путешествовали сами головы… Так, янтарный флакон в виде божка с золотым колечком на спине – какой чудный аромат! – продолжил осмотр Чарли.
– Давний подарок дяди, мои любимые духи.
– А это уже подозрительно – мужской перстень с цветком лотоса и письмо! Я с дрожью спрашиваю: кто, где и когда?
– Один джентльмен, на мой день рождения, в Калькутте.
– Неужто мой родитель?
– Хватит дурачиться, конечно, он! Дядя оказал мне самый радушный прием! Тебе бы поехать и навестить его, как добропорядочному сыну, вместо того чтобы попусту терять время здесь.
– Дядя Мак твердит то же самое, однако никакие нотации не загонят меня в упряжку, пока я не нагуляюсь на свободе, – упрямо буркнул Чарли.
– Если долго гулять, можно заблудиться… – серьезно начала Роза.
– О, за меня не волнуйся – судя по благодарной записке, ты обещала за мной приглядеть. Бедный мой родитель, хотел бы я его увидеть! Последний раз он навещал нас почти четыре года назад, должно быть, постарел с тех пор…
Чарли иногда называл дядю Стивена «родителем», потому что, в отличие от остальных мальчиков, которые знали и любили отцов, редко видел своего и прибегал к полунасмешливому обращению. Для Чарли отец был лишь некой фигурой, выдвигающей требования и отдающей приказы, которые часто выполнялись с неохотой или не выполнялись вовсе.