– Закрыто еще! – словно тот вошел в продовольственный магазин за водкой. В неурочное время.

Велемир повернулся, чтобы уйти, поскольку «покупать», после такого приветливого приема, ничего не собирался.

– Да пусть, – остановил его другой голос, мягкий, принадлежавший старику-патриарху. – Пусть помолится.

– Спасибо, батюшка, – поблагодарил его Велемир.

– Батюшка здесь – я! – еще более раздраженно откликнулся модник. Ранний прихожанин явно вызывал у него какую-то неприязнь.

– А я всего лишь мирянин, – улыбнулся старик. Волосы его ниспадали до плеч, были такие же серебристые, как и борода. Оба человека были в цивильной одежде, поэтому сразу и не разберешь. Но молодой никак не походил на священника, наверное, только что из семинарии. И говорил резко, и смотрел косо. Вот и сейчас сердито добавил:

– Службы сегодня не будет. Молитесь поскорее да уходите.

Как будто Велемир где-то перешел ему дорогу, или втайне намеревался занять его место в приходе. Даже прошла охота приложиться к иконам, разглядеть помещенные на стенах образа. Отворить душу после вчерашнего бультерьеро и покаяться. Украсть он сюда пришел, что ли?

– В такой спешке я молиться наотрез отказываюсь, – заявил Велемир.

– Ваше дело, – усмехнулся иерей. – Вам и отвечать.

И опять сказано было грубовато, с нажимом каким-то, дескать, чего тогда приперся-то? Вали отсюда. Но тут в дело вмешался благообразный старичок, действительно очень похожий на ветхозаветного пророка:

– Если бы не пришел и не говорил им, если бы не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха, а теперь и видели, и не имеют извинения, и как убегут от осуждения, как?..

– Чего? – спросили они оба одновременно. Несколько растерявшись.

А старец, вроде бы даже подхихикнув, пояснил:

– Это из Библии. О свободе воли. Господу не нужны послушные заводные игрунки, пусть и любящие его. Любовь не может быть по принуждению. Но почему тогда познание добра и зла, а оно априори греховно, неразрывно связано со свободой воли?

Молодой поп и Велемир молчали, словно нерадивые ученики на уроке пения. Скорее, от неожиданного напора старца, чем от собственной бестолковости. А священнослужитель вообще уж наверняка должен был бы давно привыкнуть к манерам своего «мирянина».

– И что? – еще строже повторил юрьевецкий пророк. – И где теперь эта истинная любовь вместе со свободой воли? Вот и спрашиваю вас: как убежите от осуждения, когда посылают к вам пророков и мудрецов, а вы их гоните из города в город и убиваете в храмах и синагогах, в мечетях и молельных домах, прямо на жертвенниках. О, Иерусалим! – возвысил он голос: – О, тайна беззакония твоя! Отец лжи всюду. И как? И как, спрашиваю я? Отвечать!

Велемир достал из кармана платок, вытер вспотевший лоб (хотя в церкви было довольно прохладно) и тихо спросил у священника:

– Он что, сумасшедший?

– Сам ты это слово, – отозвался тот.

Велемир вновь не понимал: что происходит, где он находится и куда вообще попал? Повторение вчерашней фантасмагории. Только на ином уровне. Молодой поп робко молчит и слушает словесные кривляния этого местного юродивого. А тот наслаждается Словом. Языкастый дедушка. Кто из них тут благочинный? «И зачем мне весь этот «односторонний диспут»? Старик-то даже поболтливее меня будет. Тоже с нейролингвистическими способностями, не иначе», – раздумывал Велемир.

– О, сыновья и дщери земные, порождения ехидны, псы и волчицы поганые, захлебнувшиеся собственной блевотой! Пошто сало жрете? Племя крысиное, слуги бесовские, наложницы сатаны!.. – завыл тут блаженный.