Отсняв материал, я с оператором и звукорежиссером что есть мочи понесся на микроавтобусе по ночному Новосибирску – в телецентр. Там пленку извлекли из камеры и отнесли в срочную проявку. Звук, в том числе и голос майора, записанный на аудиопленку, также начали монтировать и синхронизировать на монтажном столе с кинорядом. Никто – ни монтажер, ни выпускающий редактор, – прослушав и просмотрев сюжет, не заметил неладного! В девять утра я, еще не остыв от ночного пожара, расположился на стуле в кабинете руководителя моей практики – главного редактора информационной программы. С замиранием сердца я ждал появления на экране телевизора моего первого «взрослого материала».

…Когда усатый майор закончил свою эмоциональную речь, я был готов провалиться сквозь землю. Главред смотрел на меня, как командир партизанского отряда смотрит на разоблаченного предателя. Не прошло и полминуты, как в кабинете зазвонил телефон. Редактор слабеющей рукой поднял трубку. По разговору я понял, что звонит первый секретарь новосибирского областного комитета коммунистической партии – «шишка номер один» во всей Западной Сибири. Видимо, он тоже просмотрел утренние новости и уже несется к нам, чтобы устроить расправу.

Я сразу сообразил, что в лучшем случае мне светит отчисление из университета, а руководителю моей журналистской практики – строгий партийный выговор. Взяв себя в руки, я рискнул предложить главному редактору попытаться вместе выкарабкаться из этого, скажем так, щекотливого положения. Но главред меня не слышал и только жалобно причитал: «Все пропало! Нам конец!»

Выход был найден. Я предложил срочно найти в студии человека с похожим на майора голосом, записать какую угодно (неважно!) пристойную фразу со словом «мать», вклеить эту фразу в аудиопленку, чтобы синхронизировать ее с артикуляцией пожарного на кинопленке. Плюс сверху наложить всякие шумы (они есть в фонотеке каждой крупной киностудии), чтобы не чувствовался разрыв в голосе интервьюируемого майора. Так и сделали.

Вся студия в момент превратилась в кишащий муравейник, все сразу забегали, и уже через двадцать минут на монтажном столе мы склеивали наш незадачливый сюжет с придуманной впопыхах фразой «чья-то мать погорела». При чем здесь «чья-то мать» на месте сгоревшего мужского общежития? Это было неважно. Важно было успеть до приезда сановника в телецентр, и мы успели!

Вскоре через окно мы услышали визг тормозов и хлопанье дверью машины. В студию ворвался грозный партийный босс, который сам время от времени отпускал грязные матерные выражения в адрес попадавшихся на его пути журналистов. Когда же он добрался до меня, то посмотрел глазами люцифера и пообещал «пожарить меня без масла». Мы же предварительно договорились делать крайне удивленные лица, будто до сих пор не понимаем причину гнева «большого руководителя». Главред с крайне раздосадованным видом предложил партийному боссу просмотреть вышедший в эфир сюжет еще раз, для того чтобы уяснить, что же ему конкретно в нем не понравилось. Первый секретарь недовольно плюхнулся в кресло и мрачно уставился в монитор.

«Чья-то мать погорела!» – проговорил не своим голосом майор. «Не понял! А ну-ка перемотайте пленку еще раз назад!» – воскликнул старый коммунист. Мы подчинились его требованию и еще раз показали только что состряпанную нами подделку. Босс встал и, пробубнив себе что-то под нос, быстрым шагом покинул помещение. «Слава богу!» – выдохнул редактор и упал в кресло, где только что грозно восседал партийный функционер. Через минуту его кабинет наполнился сотрудниками. Они заговорщически перемигивались, хихикали и довольно потирали руки. Действительно, мы были в миллиметре от грандиозного скандала, мной же и устроенного, но именно благодаря моей авантюрной выдумке его чудом избежали. Вскоре журналисты, окончательно придя в себя, стали хохотать в полный голос. Некоторые избавились от мучительных приступов смеха уже только под вечер. Я же был бесконечно рад тому, что смогу продолжить учебу в МГУ. Чтобы отблагодарить своих старших товарищей, спасших мою студенческую шкуру, я решил накрыть для всей студии стол и закатить пирушку. На том мои небольшие деньги, на которые я планировал дотянуть до конца практики, закончились. Но тут меня еще раз спасла моя смекалка.