3. «Вот девочка-зима из нашего района…»
Вот девочка-зима из нашего района,
Сводившая с ума меня во время оно.
Соседка по двору с пушистой головой
И в шубке меховой.
Она выходит в сквер, где я ее встречаю,
Выгуливает там собаку чау-чау;
Я медленно брожу от сквера к гаражу,
Но к ней не подхожу.
Я вижу за окном свою Гиперборею,
В стекло уткнувшись лбом, коленом – в батарею,
Гляжу, как на окне кристальные цветы
Растут из темноты.
Мне слышно, как хрустят кристаллы ледяные,
Колючие дворцы и замки нитяные
На лиственных коврах, где прежде завывал
Осенний карнавал.
Мне слышится в ночи шуршанье шуб и шапок
По запертым шкафам, где нафталинный запах;
За створкой наверху подглядывает в щель
Искусственная ель;
Алмазный луч звезды, танцующий на льдине,
Сшивает гладь пруда от края к середине;
Явление зимы мне видно из окна,
И это все она.
Вот комната ее за тюлевою шторой,
На третьем этаже, прохладная, в которой
Средь вышивок, картин, ковров и покрывал
Я сроду не бывал;
Зато внутри гостят ангина и малина,
Качалка, чистота, руина пианино —
И книги, что строчат светлейшие умы
Для чтения зимы.
Когда настанет час – из синих самый синий —
Слияния цветов и размыванья линий,
Щекотный снегопад кисейным полотном
Повиснет за окном —
Ей в сумерках видны ряды теней крылатых,
То пестрый арлекин, то всадник в острых латах,
Которому другой, спасающий принцесс,
Бежит наперерез.
Тот дом давно снесен, и дряхлый мир, в котором
Мы жили вместе с ней, распался под напором
Подспудных грубых сил, бродивших в глубине
И внятных ей и мне, —
Но девочка-зима, как прежде, ходит в школу
И смотрит на меня сквозь тюлевую штору.
Ту зиму вместе с ней я пробыл на плаву —
И эту проживу.
4. «Танго…»
Танго
Когда ненастье, склока его и пря
начнут сменяться кружевом декабря,
иная сука скажет: «Какая скука!» —
но это счастье, в сущности говоря.
Не стало гнили. Всюду звучит: «В ружье!»
Сугробы скрыли лужи, «рено», «пежо».
Снега повисли, словно Господни мысли,
От снежной пыли стало почти свежо.
Когда династья скукожится к ноябрю
и самовластье под крики «Кирдык царю!»
начнет валиться хлебалом в сухие листья,
то это счастье, я тебе говорю!
Я помню это. Гибельный, но азарт
полчасти света съел на моих глазах.
Прошла минута, я понял, что это смута, —
но было круто, надо тебе сказать.
Наутро – здрасьте! – всё превратят в содом,
И сладострастье, владеющее скотом,
затопит пойму, но, Господи, я-то помню:
сначала счастье, а прочее всё потом!
Когда запястье забудет, что значит пульс,
закрою пасть я и накрепко отосплюсь;
смущать, о чадо, этим меня не надо —
всё это счастье, даже и счастье плюс!
Потом, дорогая всадница, как всегда,
Настанет полная задница и беда,
А все же черни пугать нас другим бы чем бы:
Им это черная пятница, нам – среда.
5. «Как быстро воскресает навык!..»
Как быстро воскресает навык!
Как просто обретаем мы
Привычный статус черных правок
На белых дистихах зимы.
Вписались в узы узких улиц,
Небес некрашеную жесть…
Как будто мы к тому вернулись,
Что мы и есть.
С какою горькою отрадой
Мы извлекаем пуховик,
А то тулуп широкозадый:
Едва надел – уже привык.
Кому эксцесс, кому расплата,
Обидный крен на пару лет,
А нам – костяк, – писал когда-то
Один поэт.
Как быстро воскресает навык —
Молчи, скрывайся и урчи;
Привычки жучек, мосек, шавок,
Каштанок, взятых в циркачи,
Невнятных встреч, паролей, явок,
Подпольных стычек, тихих драк;
Как быстро воскресает навык
Болезни! Как
По-детски, с жаром незабытым —
Чего-то пишем, всё в уме, —
Сдаешься насморкам, бронхитам,
Конспирологии, чуме,
И что нас выразит другое,
Помимо вечного – «Муму»,
Тюрьма, сума, чума и горе
Ума/уму?