Владимир обхватил ее за талию и потащил к продавленному дивану, накрытому протертым до дыр выцветшим пледом. Но женщина уже пришла в себя. Хрупкая на вид, она оказалась сильнее, чем он думал. Ловко вывернувшись из его рук, недолго думая отвесила крепкую пощечину, а когда он попытался ее удержать, ударила кулаком под ребра, отчего он сложился пополам, рухнул на диван и, хватая ртом воздух, с трудом отдышался. Женщина в это время быстро оделась, сорвала шубу с вешалки и бросилась вон из мастерской.
Бормоча ругательства, Владимир погасил свет и с трудом, но добрался до эркера. И вовремя, чтобы разглядеть в свете дворового фонаря, как его Галатея выскочила из подъезда. Полы шубы развевались на ветру. Женщина накинула на голову шарф, и, словно почувствовав, что на нее смотрят, вдруг обернулась, уставилась взглядом, казалось, прямо в лицо Владимиру и резко выбросила вверх руку с оттопыренным средним пальцем. Он невольно отшатнулся назад и в этот момент потерял ее из виду…
Владимир обвел тусклым взглядом свое незавидное обиталище: вылинявшие обои, закопченный потолок, заплеванный пол. Ярость ударила в голову. Где же Лидочка?! Почему не пришла? Водка закончилась накануне, и он терпел (несколько глотков не в счет), не пил, ради прекрасной незнакомки, как оказалось – напрасно! Но сейчас требовалось выпить! Немедленно! Только лишь денег не было совсем! И Лидочки не было!
Рыча и грязно ругаясь, он потянулся к лежавшему на столе телефону, но потерял равновесие, уронил стул. Телефон упал на пол, развалился на части, а аккумулятор и вовсе отлетел под диван.
– А-а-а, чтоб тебя! – рявкнул Кречинский, подхватил заляпанную краской табуретку и принялся крушить направо и налево все подряд: посуду, бутылки, жалкое подобие мебели. Пострадали даже подрамники. Единственное, чего он не коснулся в припадке ярости, – наброски и эскизы будущей картины. Хотя некоторые ему очень хотелось порвать на куски…
Обессилев, он свалился на диван, уткнулся лицом в подушку, но тут зазвонил домашний телефон. Трезвонил он долго и требовательно. Владимир с трудом поднялся и взял трубку, в которой тотчас заверещал женский голос. Вера! Она что-то кричала ему в ухо, но он плохо понимал, что именно. В этом голосе сконцентрировалось все самое худшее, что было в его жизни: некрасивая и склочная жена, полоумная теща, которая все жила и не собиралась помирать, вечное безденежье и жалкие перспективы на будущее.
– Хорошо, понял! – Он наконец сумел вклиниться в поток звуков, исторгаемых трубкой. – Скажи, куда подойти? – и через пару мгновений опустил трубку на рычаг.
А еще через какое-то время уже крепко спал на диване и видел во сне нагую красавицу валькирию, которая неистово отдавалась ему на медвежьих шкурах в чертогах Валгаллы.
Владимир стонал, скрипел зубами, хватался за спинку дивана, затем затрясся, как в лихорадке, сник и затих, а вскоре разразился могучим храпом.
Глава 6
– Ты несносный человек, Кречинский! – Вера утомленно откинулась на спинку стула и обмахнула лицо папочкой для меню. – Я полночи не сплю, поднимаюсь затемно, еду через весь город, чтобы объяснить очевидное, а ты включаешь тормоз и пытаешься убедить, что ты умнее меня? Какие, к черту, валькирии? Что за Валгалла? Ты бредишь, дорогой? Кому они нужны, спрашивается? Ты что, в Швеции живешь или, как ее, в Норвегии? Выгляни в окно! Как эта страна называется?
Владимир скривился, поднес чашку к губам и с шумом втянул остывший кофе.
– Что за гадость? – произнес он с омерзением и поставил чашку на стол. – Знаешь, что с утра я эту бурду не пью!