Постепенно снимали швы и убирали повязки. Но настроение Яры только ухудшалось. Она все больше замыкалась в себе. С каждым днем он все реже видел её улыбку. И, наконец, Дима не выдержал.

- Слушай, - строго начал он, - ты выбрала жизнь, вот и живи!!! Прекращай хандрить!!! - Яра открыла уже рот, чтобы начать оправдываться, но почувствовала, что не в силах.

- Тебе не кажется, что ты слишком многого от меня требуешь? - устало спросила она. Дима хмуро смотрел на неё. И от этого взгляда Яра почувствовала, как все в ней закипает. И уже не было сил сдерживать свое раздражение. - Черт возьми, здесь просто невыносимо скучно!!! От этих повязок на лице я чувствую себя смертельно больной! Ещё лицо все чешется!!! Голову помыть нормально уже третью неделю не могу!... - Гнев выплеснулся, а внутри осталась только пустота. Со слезами на глазах она призналась. - Я ужасно скучаю по своей семье, по своим друзьям, по дому... А из-за этих повязок не могу даже нормально пореветь... - Дима притянул её к себе и нежно обнял. Как бы он хотел защитить её от этой боли!!! Если бы он мог, он забрал бы всю её боль себе. Аня прислонилась щекой к его плечу, расслабившись в его объятиях. Устало прикрыв глаза, она без вопросов позволила ему поднять себя на руки. Дима без труда отнес её на руках до лавочки и усадил к себе на колени. Яра поудобнее устроилась в его объятиях, положив голову ему на плечо. Он молча поглаживал её руки и спину. Яра была благодарна за его молчаливую заботу, возможно именно это и помогло ей удержаться от истерики. Если бы он начал убеждать её, что все будет хорошо, она бы точно разревелась, наплевав бы на все повязки и швы. А так все обошлось судорожными вздохами и несколькими слезинками...

Она не знала, сколько времени они просидели так, не обращая внимания на прохожих. Вздохнув, она слегка отстранилась и посмотрела ему в глаза:

- Спасибо, - благодарно прошептала она. Дима тепло улыбнулся ей, осторожно вытирая платочком её слезы. Аня с грустной улыбкой пробормотала: - Я становлюсь просто ужасной плаксой.

- Не думаю... - Неожиданная мысль застала её врасплох.

- А твои родители...? Родственники...? Они тоже остались в Новосибирске? - спросила Аня растерянно. - Ты, наверное, тоже скучаешь по ним? - Дмитрий покачал головой, отчего девушка растерялась ещё больше.

- У меня нет родных... - пояснил он, но в её глазах продолжал стоять вопрос. Тихо он признался. - Мать оставила меня в роддоме. - он увидел сочувствие в её взгляде. И захотел как обычно, когда видел проявление жалости к нему, сказать, что он даже благодарен матери за это. Ещё неизвестно, что бы с ним стало, если бы она оставила его себе. Он видел, какими привозили ребят в детдом: испуганных, исхудалых, избитых, со страшными шрамами не только на теле, но и в душе. И уже лет в двенадцать понял, что лучше вообще никого не иметь, чем иметь родителей-пьяниц или субботних папаш или мамаш. Ему было жаль ребят, с надеждой ждущих у окна своих родителей, которые так редко навещали своих детей. В их взглядах он читал такую тоску, что самому хотелось плакать. И ещё лет в десять он перестал надеяться, что его кто-нибудь усыновит.

Яра заметила задумчивость и печаль в его взгляде и успокаивающе погладила его по плечу. Дима вздрогнул и посмотрел на неё. Неожиданно он осознал, что именно её сочувствие не задевает его гордость. А наоборот. Внезапно ему захотелось все ей рассказать, и он не стал противиться этому желанию.

- Знаешь, сначала я все ждал, что она приедет за мной. Я никак не мог понять, почему она оставила меня... А потом... мне удалось... убедить себя, что мне так намного лучше... - и он рассказал ей и про других ребят в детдоме, и про их родителей, и про воспитателей, большинству из которых вообще не следовало заниматься такой работой. - Обычно, когда кто-то узнает о моем детстве, я всегда говорю, что я даже благодарен матери за то, что она бросила меня. Ещё неизвестно, что хуже было бы для меня. - сказал в заключении Дмитрий. Он ждал, что Яра ответит на его исповедь чем-то: мне так жаль тебя. Но и тут она его удивила.