Смотреть на себя тошно, а потому с размаху заряжаю кулаком в своё отражение! Где тот парень, который умел мечтать, хотел перевернуть этот долбанный мир и всегда быть рядом с Яной? Его больше нет! Четыре года назад его сломали и списали за ненужностью… 

Кулак обжигает боль. Белоснежные стенки раковины тут же покрываются каплями алой крови. А чёртово отражение идёт уродливыми трещинами, так похожими на те, которыми испещрено моё сердце.

Из ступора выводит мелодия мобильного. На экране ещё одна лощёная физиономия — отец. За эти годы он изменился не меньше моего. Стал более жёстким, замкнутым, циничным. Но мне ли его винить?

— Да.

Рявкаю, глядя на своё отражение в осколках стекла. Громкая связь. А внутри новая порция напряжения: Олег Шахов редко звонит просто так.

— Здравствуй, сын! — голос ровный, спокойный. А потом тишина, как немой укор, как гнусное напоминание, что он ничего не забыл.

— Звоню напомнить о воскресном ужине, Ян, — ни тебе «как дела», ни тем более «рад слышать». Мы не виделись, наверно, недели три, но разве для отца это повод?

— Буду, — отвечаю сухо, под стать собеседнику.

— Ирина и я рассчитываем на вас с Александром, — ощущение, что говорю с автоответчиком какого-то левого банка. Там тоже всё вежливо, водянисто, ни о чём.

— Я буду. За Фила не ручаюсь,— придурку к выходным ещё нужно будет собрать себя по кусочкам.

— Демид и Агнесса Бельские тоже обещали прийти, — намёк улавливаю на лету, вот только обрадовать отца нечем. 

— Отлично! Буду паинькой! Даже побреюсь ради такого случая.

— Ян! — осекает батя. — Не ёрничай! Мы с Ириной уверены, что лучшего момента не найти: две семьи вместе, приятная атмосфера…  Пора взрослеть, сын! 

— Ок, — усмехаюсь своему искорёженному отражению. — Буду занудно рассуждать о политике и хаять молодёжь. Что там ещё взрослые делают?

— Ты прекрасно понял о чём речь, Ян! К чему эти выпады? — терпение бати трещит по швам, а голос надрывно дребезжит.

— Я не люблю её, — отвечаю честно, хотя и знаю, что отцу наплевать. Таких, как Бельская необязательно любить, главное, поскорее заключить брачный контракт. 

— Люби ты кого хочешь, Ян! — подтверждает мои мысли Шахов-старший, переходя на крик. — Мы это уже обсуждали! 

— Кого хочу? — раскатистый смех, едкий, нездоровый, эхом отдаётся от стен ванной. — Ты серьёзно? 

— Опять ты за своё, сын? — вот и волнение в голосе старика проснулось. — Мне казалось, это всё в прошлом, разве нет?

— Иногда прошлое слишком назойливо лезет в настоящее, папа! 

— Значит, плотнее закрой дверь! — рычит в трубку старик. Всесильный Олег Шахов бессилен помочь единственному сыну выкинуть из головы самую обыкновенную девчонку. — Даже думать об этом не собираюсь! Хватит! Я устал тебе объяснять…

— А я устал слушать, батя! — мне не нужно в тысячный раз напоминать, почему я не могу быть с Яной. Я и так не забываю об этом ни на  минуту. — В воскресенье буду!

— Я обещаю Бельским помолвку, Ян!

— Делай что хочешь!

И снова удар. На сей раз стекло с диким грохотом осыпается на кафель, впрочем, как и вся моя жизнь.

Филатов заявляется под утро, наивно полагая, что я к этому времени остыну и забуду про выходку с Даяной. Помятый, потрёпанный, он наверняка до закрытия тусил в очередном клубе, транжиря деньги и пуская в глаза пыль случайнойкрасотке. Фиг с ним! Лишь бы не Яне!

— О! Отелло не спится — Отелло жаждет мести, — растягивается в улыбке клоун, помогая себе одной ногой стянуть ботинок с другой. 

— Тебе смешно? — сижу, раскинув руки на спинке дивана. 

— Нет, Шах, не смешно! — обувь парня  летит в разные стороны.