Быстрее, чем успеваю подумать, открываю наш, уже внушительный, диалог и пишу ему.

Яна

Ты просто вор!

Глеб

В чем дело, Винни, я украл твое сердечко?

Яна

Мои аудиозаписи. Просто внаглую перетаскал к себе, а еще высмеивал мой музыкальный вкус!

Глеб

Они ж не под замком хранятся.

Яна

Ты украл страницы из моего учебника, теперь аудиозаписи… Может быть, ты просто клептоман?

Глеб

Да, поэтому пригляди за своей пижамой.

Я захлопываю ноутбук и барабаню по нему пальцами. Проходит пара секунд прежде, чем я понимаю, что на моем лице улыбка. Он смешной.

- Януся! – зычно кричит мама с кухни.

Я закатываю глаза и обреченно встаю со стула. Плетусь на кухню, где мама уже положила мне поесть и наливает компот.

- Вот, я же знаю, ты любишь горяченький.

- Мам.

- Что? Вечно «мам», а дальше молчком.

- Ничего.

- Вот именно, - она цокает языком и ставит на стол еще корзиночку с хлебом, - ешь.

- Ем, - обреченно отзываюсь я.

- Как дела в школе?

- А то ты не знаешь, - бурчу я, вечно она задает этот вопрос.

- Знаю, Януся, - мягко говорит мама, - но мне интересно не то, что мне рассказывают учителя. Это ты моя дочь, мне интересно то, что рассказываешь ты.

Я перестаю есть и с подозрением смотрю на маму:

- Это тебе кто посоветовал?

- Что? – невинно смотрит на меня мама.

- Ничего. Подкаты какие-то у тебя интересные. Да все нормально.

- Хорошо.

- Угу.

Какое-то время я молчу бряцаю ложкой по тарелке. Потом вдруг говорю:

- Только мне интересно…

- Да? – живо отзывается мама, замерев с полотенцем в руке.

- Ну, если один человек кажется…ну, - говорю, подбирая слова, - плохим, высокомерным, разве может оказаться, что он смешной? Или хороший в целом?

Мама прислоняется круглым бедром к кухонному шкафчику, поправляет волосы, немного думает.

Говорит:

- Ты ведь для меня тоже иногда кажешься недружелюбной?

- Ну? – с подозрением отзываюсь.

- Так может и человек со второго взгляда окажется лучше, чем показался с первого? Я вот знаю, что ты колючий ежик, но внутри ты все та же моя сладкая девочка, которая обнимала меня маленькими ручками за шею.

Мама вешает полотенце на ручку духовки и еще раз поправляет волосы.

- Мам?

- Что?

- Кое-что по поводу твоей прически могу сказать?

- Конечно, солнышко.

- Тебе лучше сходить в нормальный салон, а не к кому ты там ходишь.

Мама внимательно смотрит на меня, а потом ее лицо светлеет:

- Хорошо. Но ты ведь знаешь, что это не сильно меня изменит? Например, я не похудею и не сменю работу.

Я жутко смущаюсь и от неожиданности кашляю, подавившись хлебом.

***

Вечером я лежу без сна и пялюсь в потолок. Странный разговор с мамой не дает покоя. Да и ставшее постоянным беспокойство тоже, пора уже валерианку пить. Мы никогда не были с мамой близки, я даже не знаю, почему сегодня стала у нее что-то спрашивать. Мы не говорим по душам, я с ней не советуюсь. Признаться честно, я жутко ее стесняюсь. Полная школьная повариха, можно подумать, вы бы гордились!

Вот у Оливки мама что надо. Тетя Лика классная, очень современная, одета всегда с иголочки, наверное, этому Настя у нее научилась. И она очень стройная и женственная. Правда Оливка ей не родная. Тетя Лика ее удочерила, когда Насте было лет тринадцать. Я раньше думала, что одинокой женщине не могут дать ребенка из детского дома, оказалось все вранье, могут. Вообще Оливка мало рассказывает об интернате. Говорит, что там «было нормально». И, кажется, это единственная вещь, о которой Настя Оливко мне врет.

Какое-то время я лежу бездумно. Просто наблюдаю за светом фар на потолке от проезжих по двору машин.

И думаю о Яне. Мне так стыдно, что пришлось украсть у него собаку. Надеюсь, у животных все проще, чем у людей, и у Бени не будет никакой психологической травмы. Все-таки жалко, что он хотя бы не добавил меня в друзья. Не Беня, конечно, Ян. А можно было, я ведь ему собаку спасла! Ну, он так должен думать. Наверное, можно было бы отправить ему заявку самой. Мы ведь теперь знакомы, в конце концов. Это же будет выглядеть нормально?