Он поёт и танцует, заставляя зрителей смеяться и аплодировать. Его яркая улыбка наполняет комнату светом. Я сижу на диване, в руке банка пива – стояла в холодильнике и дождалась своего часа. Сегодня можно. Главное, чтобы завтра не было перебора.

Айдол шутит, участники шоу что-то отвечают, и я ловлю себя на том, что улыбаюсь.

– Неплохо, – бормочу под нос. – Хотя бы сегодня можно ничего не делать. А завтра займусь поиском работы.

Слава ками, уволили меня без всяких выговоров, значит, не будет лишних вопросов.

Ночь проходит спокойно. Я сплю без сновидений, погружаясь в тишину и покой. Утром меня будит солнечный свет, пробивающийся сквозь шторы. Чувствую себя вполне отдохнувшей и решаю, что лучший способ начать день – это позавтракать в лапшичной «Ракун».

– Элементы сладкой жизни, – произношу я, – но иногда надо позволить себе расслабиться.

Ага, как говорится, при моих доходах жить на всю катушку я могу долго: где-то до семнадцати ноль-ноль.

Футболка, джинсы, рюкзак. Дорога до «Ракуна» занимает совсем немного, и я наслаждаюсь утренней прохладой. В это время город начинает просыпаться, и улицы наполняются людьми, спешащими на работу. Но я могу позволить себе немного замедлиться и насладиться моментом.

Войдя в лапшичную, ощущаю знакомый аромат специй. О, ещё и выпечка? Кажется, жизнь налаживается.

Занимаю столик в уголке, чтобы насладиться блинчиками и крепким кофе. Временами кажется, что какой-то ёкай подарил хозяину Окаве рецепт, по которому он его заваривает, однако мне нравится. Пахнет так, что можно сойти с ума. И это мне нравится. Никакой лишней кислоты, что бывает при определённых сортах.

Я пролистываю вакансии в телефоне, поднимаю взгляд, и именно в этот момент в лапшичную входят три человека. Стоимость их костюмов можно оценить, как «стремится к бесконечности». Глаза скрыты чёрными очками. Выражения лиц, будто все должны им денег. Причём столько, что не хватит рассчитаться за всю жизнь.

Ох, не нравится мне это.

Они уверенно проходят к стойке, и один из них жестом даёт понять Окаве, что нужно подойти. Замечаю, как по лицу хозяина пробегает тень беспокойства, но он быстро сгоняет её, сверкая профессиональной улыбкой. Они о чём-то говорят. Очень тихо. Так что я не могу расслышать ни слова, но выражение лиц этих людей становится всё более хмурым. А ещё каким-то снисходительным.

– Окава-сан, – говорит один из них громче, чем до этого, снимая очки и пристально глядя на хозяина. Его голос низкий и холодный, словно ледяной ветер. – Мы уже говорили вам о наших условиях.

Тот отвечает что-то, но я не могу разобрать слов. Выражение лица Окавы становится иным, из глаз уходит тепло. Я вижу, как он сжимает кулаки, стараясь сохранить спокойствие.

– Мы дадим вам ещё немного времени, – продолжает другой, кидая взгляд на посетителей. – Но не думайте, что у вас его много.

Они переглядываются между собой, а затем выходят из лапшичной, оставляя за собой напряжённую тишину. Хозяин Окава стоит неподвижно, глядя им вслед. Я чувствую, как в груди нарастает тревога.

– Всё в порядке, хозяин? – осторожно спрашиваю я, пытаясь заглушить беспокойство в голосе.

Он медленно поворачивается ко мне, стараясь выдавить из себя улыбку.

– Да, всё нормально. Не переживайте.

Но я вижу, что это не так. Что-то происходит, и мне нужно выяснить, что именно. Я решаю остаться чуть дольше, наблюдая за хозяином Окавой и его реакцией. Он возвращается к работе, но его движения стали более резкими, напряжёнными.

Через некоторое время в лапшичную заходят несколько постоянных клиентов, знакомые лица, с которыми мы частенько пересекаемся, но никого из ночных посетителей нет – эти сейчас на работе или в университете. Они замечают перемену в настроении хозяина и садятся рядом со мной. Поначалу ничего не получается разобрать, кроме монотонного бубнежа, но потом доносятся отдельные фразы: