– Давай же, скотина… Ты не имеешь права подыхать.
Очухался. Закашлялся. Простонал и снова закашлялся.
А Градского так и подмывало вернуться и продолжить. И если он все же стал зверем – без разницы. Чудовищем. Бешеным псом, который сорвался с цепи. Любым существом.
– Вас ждут большие проблемы, Сергей, – проскрипел седой хлыщ, ведущий у них курс информационных технологий.
«Положить, нахр*н».
Глянул на старика, как на таракана. Испытал абсолютное безразличие к обещанию, что ему как-то прилетит за содеянное. И не в обычном смысле, к которому он привык. Это гребаное безразличие тоже являлось каким-то яростным. В аудитории, кроме хлыща, возились еще несколько преподавателей. И Градский как будто ждал, чтобы кто-то из них еще что-то вякнул! Надеялся на живую провокацию.
Это было очень, очень хр*ново. Хорошо, что понимание этого все же замаячило где-то на задворках его сознания.
– Где она? – тронул старшую Кузнецову за плечо.
Та помедлила, но все-таки ответила.
– В общежитии.
– Какая комната? – номер блока он помнил.
Повторная раздражающая пауза.
– Четыреста сорок шестая.
– Сергей, боюсь, вы не можете сейчас уйти, – проинформировал тот же хлыщ.
Но Градский уже шел к двери.
– Град? – окликнула его Аля.
– Что?
– Прежде чем ехать к Нике, зайди в уборную и приведи себя в порядок, – тихо попросила и снова склонилась над Закревичем.
Привести себя в порядок оказалось невыполнимой задачей. Лицо, руки и одежда были забрызганы кровью. Пришлось ехать домой. Зато хватило времени немного остыть.
Телефон разрывался. Трезвонила мать. Видимо, и ей уже донесли.
– Слушаю, – из-за долгого молчания голос вышел хриплым.
– Сережа! Боже, где ты находишься? – сорвалась мать. – Тут такое творится! Закревича «скорая» увезла. Тебя кругом ищут! Полицию вызвали! Я не знаю, что делать? – зачастила между громкими сиплыми выдохами. – Пришлось папе сообщить. Он уже едет.
– Мама, погоди. Послушай, – остановил ее, сворачивая с проспекта и перестраиваясь в нужную полосу. – Утряси там все, чтобы сегодня тихо было. На завтра собрание факультета собери. Типа, чтобы разбирали меня, я за свой поступок отвечу. Можно с полицией.
– Да ты что!
– Мама, мам, слушай меня. Узнай, не звонил ли кто-то в общагу? Мне нужно, чтобы меня впустили. Скажи, чтобы меня впустили. Слышишь меня, мам?
– Слышу, Сережик. Но…
– Я на тебя рассчитываю. Потом вечером поговорим, хорошо? И отцу передай, чтобы дома меня ждал, не искал. Я все объясню, ладно?
– Ладно, – выдохнула дрожащим тоном.
Хотела еще что-то добавить, но Серега отключился.
В общежитии ему довелось побывать впервые. На эмоциях как-то сообразил подойти к вахтерше. Сказал, к кому пришел, оставил «студенческий», и она позволила ему пройти.
Пока поднимался на четвертый этаж, в ногах слабость появилась. Во всем теле. Сердце снова замолотило, как безумное.
Постучал. Но за дверью не отразилось ни единого звука. Тишина.
Повторил – тот же эффект. То есть полное отсутствие результата.
Раскачиваясь на пятках, задумался, как дальше поступить. Кузиного номера телефона у него не было. Да и вряд ли бы она впустила, если бы он попросил. Вот если бы открыла, попытался бы ее задержать.
Сознание растоптало страшное опасение…
Сбежал на первый этаж, на ходу набирая Алину.
– Я сейчас передам трубу вахтерше вашей. Скажи, пусть ключ мне даст.
– Какой ключ?
– От вашей комнаты.
– Зачем это? Ника тебе не открывает?
– За дверью очень тихо, словно ее нет. Но я… это… Я просто подумал… вдруг она… вдруг она себе что-то сделала... – промямлил, будто умственно отсталый.
Воздуха не хватало. И слова где-то в глотке застревали. Щекам неожиданно сделалось горячо, и он тупо порадовался тому, что, кроме старухи с вахты, его никто не видит.