– Ну, я же говорю, с Закревичем.

– Сука, Карп... Аля, Руся? Где?

– Не вижу их.

В груди что-то колом встало.

– Она с ним... Она с ним охотно общается? Или он... пристает?

– Ну да, охотно, – в очередной раз стрельнув взглядом через зал, ответил Макс. – Улыбается, что-то рассказывает...

– Выйдем.

– Ну, куда опять? Холод собачий.

Поплелся следом, конечно. На крыльце уставился на Града.

– Там, внутри, мне показалось... – не решился закончить.

Вслух произносить побоялся. Лепить в одно предложение Града, девчонку и что-то вроде слова «нравится» язык не поворачивался. Хотя чувствовал, что-то такое между ними было.

Серега усмехнулся и сделал глубокую затяжку. Чуть закидывая голову, медленно выдохнул дым. Обратно усмехнулся.

– Тебе показалось.

Карп поежился, засовывая руки в карманы джинсов. Холод такой стоял, что ему и курить не хотелось.

– Как знаешь, – отозвался тихо.

Серегу от нее таращило в тот вечер, после парка. Карп отчетливо запомнил выплеснутое пьяным Градским признание: «Кузя – сахарная плюшка. Кузю трогать нельзя. Видеть ее не хочу. Сучка».

И не смотрел. Макс отметил, что сама Кузнецова в их сторону частенько поглядывает. Серега же данное себе слово держал.

[1] ППА – прерванный половой акт.

7. 7

Начались настоящие игры в прятки. Теперь и она избегала смотреть в его сторону. Никаких вечеринок у Карпа. Из сто двенадцатой в двести пятую – по отдаленному лестничному пролету. Приятным бонусом послужил буфет: по пути забегала за кофе. С новым ритмом жизни и приходом первых суровых холодов он ей стал необходим.

Прошло два месяца учебы, а Доминика по-прежнему не имела представления, что с ней происходит. Почему банальная адаптация настолько затянулась? Нет, со стороны создавалось впечатление, что она заняла свое место в обществе. Вот только саму Нику не покидало ощущение, что она – это вовсе не она.

Из-за орущей в помещении музыки телефонный звонок удалось принять только благодаря виброрежиму.

– Ника, ну, ты где? Видела, который час? – сходу зарядила Аля.

– Я с ребятами в клубе, – хоть и кричала в динамик наушников, сама слабо слышала собственный голос.

Свернув в длинный коридор, отыскала глазами табличку дамской уборной.

– Кто тебя туда впустил? Они там совсем оборзели? Никаких законов не соблюдают?

Огляделась. Не обнаружила ни души. Даже дверцы всех кабинок оказались распахнутыми, что редкость для подобного рода заведений.

– Обыкновенно впустили. Паспорт даже не спрашивали. Наверное, я выгляжу достаточно взрослой, – придирчиво проинспектировала свое отражение в зеркале.

Короткое темно-синее платье с квадратным декольте сидело практически идеально. Бедра, конечно, выделялись, но сейчас она бы их широкими не назвала. И ноги, обтянутые тончайшим темным капроном, лично ей очень нравились.

Сжав руками талию, Ника с довольным видом состроила своему отражению забавную рожицу.

– Алло? Алло?

– Все еще тут.

– Ты как в общежитие попадешь, взрослая? Отбой меньше чем через час! Что ты вытворяешь?

– Не волнуйся, Аля. Я с ребятами, – повторила, взбивая рукой волосы. Тронула пальцем темное пятно отбившейся под нижним веком туши. – Катюха со мной, Ромыч, Костик, Антоха, Кукушка… И я не пью!

– Ника, мне все равно не нравится эта затея…

– А когда тебе что нравится? – остановила увещевания сестры. – Мы выиграли кубок Южной Лиги. Можно мне порадоваться?

– Слишком часто ты стала радоваться вне дома.

– Такая жизнь, мамаша. Дети вырастают.

Отключив телефон, замерла перед зеркалом. Пожалела, что последние слова прозвучали слишком грубо.

Неожиданно стало невыразимо трудно давить внутри себя эмоции.