Тем же вечером я сел на электричку, направляющуюся прямиков в казармы, обходя все бюрократические аспекты моего зачисления в армию. А там, хуже, чем на зоне. За меня взялись со всей ответственностью выполняя все запросы попросившего за меня старика. Ни единой свободной минуты. С семи утра до одиннадцати вечера жил со всеми, но сам по себе, лишили свободного времени, постоянно находя для меня занятия. Изнуряли физически, до истощения, а после полуночи начинался мой персональный кошмар. Меня отправляли на задания, которые, кроме меня выполнить якобы никто не мог. То есть я продолжал работать на Аркашу, но под пристальным надзором специально нанятых ребят. Меня забирали, отвозили на точку, я выполнял аморальные поручения различного характера и привозили обратно, спал пару часов и всё по новой. Ни телефона, ни посторонних связей. Недосып, недоедание, клокочущая внутри меня злость и всё это время я не мог не думать о Вике. Как она там? Где она? Всё ли так, как мне сказали? Все мысли были заняты этими вопросами, только поэтому и выдержал, ещё не подразумевая, что самое страшное впереди.
Мне знатно повезло, что у одного парня был телефон. Прятал он его хорошо, я сам не сразу обнаружил свой шанс узнать истину.
А когда узнал, горел в Аду, каждый день, глядя на то, как уничтожали Вику. Я не мог поверить глазам. Не мог уяснить, что наблюдаю не за каким-то хардкорным ужастиком, а за реальной жизнью девушки, над которой издеваются, как над куском дерьма.
В квартире, в которой её держали были установлены камеры. Потому что хата была навроде корпоративной. Ею пользовались все для общих нужд. Не развлекаться туда ходили, а выполнять какую-либо работу, в основном нелегальную. Только вот запись не велась. Всё только в режиме онлайн. И глядя на Вику, понимал, что держится она из последних сил. Сколько над ней так глумятся? Меня здесь держат неделю. Этот ужас начался сразу? Господи, как же меня разрывало. Как же колотило. Я сжимал телефон в руках, норовя раздавить. Смотрел, как её волоком таскают голой по полу на коленях и ярость застилала обзор. Глядя на этот беспринципный кошмар, наказывал себя за то, что отпустил. Что поверил на слово. Что бросил в самый ответственный момент. Наблюдал, не отрывая взора, чтобы боль растворялась во мне смертельным ядом. Чтобы никогда не забыть состояние необузданной, неконтролируемой злости. Потому что мне нужны силы, чтобы выйти отсюда. Я истощён, но чувства, поглотившие меня без остатка, вырывали из пучин забвенья и толкали на отчаянные меры.
Я слишком много времени потратил на то, чтобы выбраться отсюда хотя бы на пару дней. Телефон чувака помог не сойти с ума окончательно. В какой-то момент реально думал, что свихнусь. Зная, что с ней делают эти отморозки, с которыми мы, семь лет отработали плечом к плечу, и не иметь возможности вмешаться. Сгрыз все ногти, хорошо волосы состригли под ноль, иначе повырывал бы с корнем. Места себе не находил, метался, как зверь в клетке. Все сторонились меня, потому что сопляки ещё были, я как десятиклассник в детском саду, боялись под горячую руку попасть. Но мне на них срать было. Мне нужны определённые люди. Чувак уже и телефон не просил обратно, но карту исправно пополнял. Потому что это единственная соломинка, за которую я ухватился. И пока связи налаживал. Лазейки искал. Ответа ждал. Смотрел. Всегда смотрел, неотрывно. Выжигая себя изнутри.
Наконец день «икс» настал. Мне выбили увольнительную на два дня. Так, чтобы хрыч старый не узнал. И рванул на хату, как только из электрички вывалился. У меня не было чёткого плана, доверился чуйке своей. По наитию иной раз даже лучше получается. Только вот дверь мне никто не открыл. Телефон сдох. Батарею посадил за эти дни конкретно, заряд уже не держала. Я и сам чуть не сдох, под дверью, не понимая, чё дальше делать? Пришлось домой ехать за ключами. И такая суета из-за какой-то вшивой двери раздражала до белых пятен перед глазами. Ключ в замке повернулся и я, не спеша зашёл внутрь. Открывая дверь, боялся, что под ногами увижу её маленькую скрюченную фигурку, что не вынесу этого зрелища воочию. Но её там не оказалось. Тишина стояла гробовая. Проверял комнату за комнатой, страшась увидеть непоправимое. В одной из спален заметил скомканное постельное белье, грязное, пропитанное чем-то красным, а потом нашёл футболку, кроваво-красную. Хотя прекрасно помнил, что в день нашего прощания она была белая. Об этом говорило, нет, кричало, маленькое белое пятно, оставшееся не тронутым. На этом моменте мой разум отключился. Меня перемкнуло стремительно и вернуло только уже в казарме.