— Нечего было глазами моргать, — покачал головой Леший. — Сумел увести, так пользуйся.

— Нет уж, меня родители не так воспитывали, — ответил я. — Не нужно мне то, за что я не платил.

— Хорошо, сведу лошаденку, — пообещал Леший, отыскал взглядом стаканы и наполнил до краев. — Ну, за знакомство, Веник!

Я сделал глоток, и будто огонь пробежал по жилам. Сразу стало весело, и все проблемы показались размером с наперсток. И правда, хорошая настойка. Готов поспорить, на живой воде приготовлена, слишком уж бодрит. Зря Васька говорил, что крепкая, даже в голове не помутнело.

— Расскажи-ка мне, дедушка Леший, о местном житье-бытье, — попросил я и сам поразился, как странно говорю.

— Да какое тут бытье-то? — отвечал Леший, подперев ладонью голову. — Я в чащобе живу, со мной дочки мои. Кстати, а ты женатый, Веник?

— Да, — сработал инстинкт самосохранения. — Обручен, то есть. В моем мире.

— Жаль, взял бы я тебя в зятья. На старом болоте живет водяной. Там раньше пруд был, но обмелел. С тех пор у водяного депрессия. Вот только Яга её и разгоняла, но поссорились они.

Ага, я уже в курсе, водяного на кикимор потянуло.

— Кикиморы с ним живут, штук десять, — продолжал Леший. — Ты к болоту не ходи, они не посмотрят, что почти женатый, в топь утащат и будут баловаться, пока ребеночка не получат. С детьми у нас сейчас туго. Сам понимаешь, вымирающие виды, вот. Ну, за виды!

Настойка полилась в стаканы, я выпил еще пару глотков, и Леший показался родным.

— Что еще? С Руславом и Васькой ты уже познакомился. Они славные ребята, только друг друга терпеть не могут. Разбойники сюда редко захаживают, но бывает. Вот красные девицы часто. Яга у нас иногда свахой подвязывалась. Тут же проход царевичей большой. Возьмет за отдельную мзду у девицы портретик да нужному царевичу покажет. «Ступай, — говорит, — Иван, это судьба твоя».

— А если не судьба? — спросил я, вдруг вспомнив, что не нашел для Лешего средство от икоты, да он и сам икать перестал.

— У Яги был глаз наметанный, все живут в любви и согласии. Так что царевны бабулю не обижали, почет ей был и уважение. Царевичи, кто вежливо разговаривал, помощь получали, а кто грубиянил, до сих пор где-то блуждают. Вот так-то. Одним словом, разберешься, Веник. Ну, за тебя!

Мы снова выпили. Стол покачнулся. Или это я покачнулся и сполз под стол? Сделал зарубку в уме: «Не пить с Лешим».

— Слаба молодежь пошла, — послышалось сверху, и я уснул.

— Пьянь! — ворчал кто-то. — Ты только погляди, Васька. Видела бы его Яга!

— Да, задала бы ему бабуля трепку, — соглашался кот. — Тащи, Русик, простудится ведь.

— Лето на двор-ре, — узнал, наконец, голос ворона, и каким-то чудом Васька и Руслав куда-то меня поволокли. Я стукнулся лбом о лежанку и застонал.

— Пр-ротрезвел, пьянь? — склонился надо мной ворон и клюнул в нос.

— Ай, ты чего дерешься? — подскочил я, пошатнулся и рухнул на лежанку.

— Меньше пить надо. — Ворон взгромоздился на притолоку надо мной. — И не пр-ридется никому тебя таскать.

— Русик дело говорит, — мурлыкнул Васька. — А ты спи, спи, Веник. Лешего мы проводили. Он довольный ушел и остатки настойки с собой унес. Весело будет сегодня в лесу.

Я закрыл глаза, укутался в одеяло и снова провалился в сон, а проснулся от того, что под окнами выли:

— Ве-еник! Ве-еник!

Какой дурак меня зовет в такую рань?

— Ой, плохо мне, Веник, давай настойку от похмелья, а то на всех березках за ночь шишечки вызрели.

Понятно, Лешего принесло. Пришлось ползком выбираться с лежанки. Изба, видимо, почувствовав мое состояние, вдруг завертелась, закружилась, как юла, и я со стоном сполз на пол.