— Увы, — с сожалением подтвердила я, поднимаясь на крыльцо и помогая змею сесть. — Удача от тебя отвернулась. Ты будешь постоянно спотыкаться, падать там, где даже ребенок спокойно пройдет, биться обо все подряд… все неприятности, которые только могут случиться, обязательно с тобой произойдут. Если за нож возьмешься — обязательно порежешься. Из лука попробуешь выстрелить — в ногу себе попадешь. Если в лес пойдешь, то непременно или дерево на тебя рухнет, или заблудишься в трех соснах, или на косолапого наткнешься. Купаться отправишься — ногу сведет так, что утопнуть можешь…

— И что, нет никакого способа от этого избавиться?

— Есть. Надо Лихо отыскать и прощения у него попросить.

— Чего?! — вытаращился на меня Горыныч, но тут треснулся лбом о дверной косяк и тихонько взрыл: — У-у-уй! Да что ж такое-то?!

Заставив его пригнуть голову, я бережно и аккуратно провела его через уставленные вилами, метлами и ведрами сени. Так же осторожно завела в дом, усадила на массивную лавку и строго посмотрела сверху вниз:

— Сиди здесь. Не вздумай даже подняться — упадешь. Я сейчас тебе синяки намажу, а потом будем думать, что делать дальше.

Горыныч горестно застонал.

— Тварь ушастая… не буду я перед ней извиняться!

Крак!

— А-а! — взвыл в голос оказавшийся на полу змей и злобно пихнул развалившуюся прямо под ним некогда крепкую скамью. Причем пихнул до крайности неудачно — торчащий из обломка длинный заусенец больно впился ему в кулак, отчего змей взвыл еще громче, попытался подняться, но тут же поскользнулся и снова упал, после чего окончательно озлился и разразился очередной порцией брани.

— Сиди спокойно! — прикрикнула на него я из другой комнаты. — Ничего не трогай — поранишься только!

Горыныч в очередной раз выругался, однако попыток подняться больше не предпринимал. Когда я вернулась с небольшой баночкой, он покорно позволил смазать все свои ушибы. Стерпел детальный осмотр. Покрутил левой рукой, окончательно убедив меня в том, что в лечении она больше не нуждается. Однако когда я протянула ладонь, чтобы помочь ему подняться, посмотрел на меня, как на ненормальную.

— Ты что? Я сам!

— Уверен? — приподняла я брови, когда новая попытка подняться с пола окончилась для дракона сокрушительной неудачей.

Тот глухо зарычал, но за протянутую руку все-таки ухватился и вот так, как ребенок, был сперва поднят на ноги, а потом приведен в светлицу.

— Пожалуй, это нам придется убрать, — задумчиво проговорила я, оглядев шкаф, стоящую у окна лавку и висящие рядом полки. — И от кровати лучше избавиться — все равно ты с нее упадешь. Свечи, пожалуй, тоже уберу, не то обожжешься. И все остальное. Даже лучины тебе не оставлю. Так, на всякий случай.

Я повела бровью, и лишняя мебель из комнаты моментально испарилась, оставив на полу только набитый сеном матрац и подушку с одеялом.

— Вот так получше будет. Падать тебе теперь некуда. С потолка, надеюсь, тоже ничего не свалится. Окно закрыто на щеколду. Авось в лоб тебе она случайно не прилетит. Но лучше все равно не приближайся, потому что я ни за что не ручаюсь.

Горыныч с мрачным видом оглядел опустевшую комнату.

— И как ты это себе представляешь? Я что, по-твоему, всю жизнь здесь проторчать должен?!

— Размечтался, — тихонько фыркнула я. — Ты хотя бы до следующего вечера доживи. А там Лихо наверняка вернется. Кроме меня, молоком его никто не угостит, так что рано или поздно он придет. И вот тут-то мы его и подловим.

— Я не собираюсь перед ним извиняться! — непримиримо повторил насупившийся змей.

— Ну, если не будешь ты, значит, придется это сделать мне.