Приободрившись, я подхватила ведра и выскочила во двор. За домом нашёлся колодец-журавль. А чуть дальше и  ктытая поленница сплошь заьитая дровами и рубочной колодой невдалеке, но без топора. Ну да, кто топоры бросает посреди двора? Утром посмотрим в сарае, сарай тут по-любому есть, разве ж можно жить в деревне без сарая? Вон, целых три неопознанных здания и одно опознанное формата “туалет деревенский”. Ещё дальше, у самого леса, притулился  еще один скромный неказистый сарайчик, а дальше… я сощурилась – кажется, это был огород. Но это не точно.

Полные вёдра оттягивали руки и с непривычки плескали холодненьким на ноги. Еле дотащила и оставила на полу в сенях: студёная, колодезная вода даже пахла по-особенному, стылостью и хрустальной чистотой. Пить захотелось неимоверно.

Тэкс, а чашками засада. Есть одна любимая, как её называла Танька, полуведерная, но она закопана в вещах. Ничего, возьму с полки, теперь это вроде как моё.

Я зашла в избу и остолбенела.

На лавке за столом сидел огромный, как крупный мейн-кун, чёрный котище и ел мои сэндвичи. Те самые, которые я сделала в дорогу, да так и оставила в сумке. И дело не в том, что он их ел, а в том, КАК он это делал! Бутерброды лежали на глиняной тарелочке, и кот аккуратно отрезал кусочек ножом в правой лапе и поддевал вилкой в левой.

Увидев меня, он вытер лапой усы и произнёс мурлыкающим, насмешливым баритоном:

– О, вот и хозяйка пожаловала. Милости просим, господарыня!

Я заорала и кинулась наутёк. Открытая входная дверь с грохотом захлопнулась перед самым моим носом, пребольно ударив по лбу. Я попыталась её открыть, но щеколда не поддавалась – заклинило намертво. В панике я попыталась то дергать, то толкать  злосчастную дверь, совершенно позабыв, в какую сторону она открывается.

– Зря стараешься, – произнёс над ухом всё тот же мурлыкающий голос. – Отсюда тебе ходу нет. Заходи в горницу, поговорим по-человечески.

И я рухнула в спасительный обморок.

Открыла глаза и в недоумении уставилась на деревянный потолок. Осторожно провела рукой и убедилась, что лежу на широкой лавке у стены. За окнами догорали поздние летние сумерки. Ничего себе приключение! Я осторожно села.

Привидится же такое! Говорящий кот с вилкой! Неужели меня так солнцем припекло? Поверить в реальность происходящего я не могла при всём желании, но и оставаться одной уже было невыносимо страшно. Вдруг снова скрутит? Проще уж добежать до деревни и попроситься к кому-нибудь на постой – хоть в сеновал, хоть в сарай. Если не пустят в сарай, можно в курятник, я там на жёрдочке перекантуюсь среди товарок по разуму.

Стоп, а почему так светло?

Я осторожно, стараясь не делать резких движений, оглядела пространство. На столе стояла огромная керосиновая лампа и освещала всё вокруг немногим хуже электрической. Мурашки табунами пробежали по коже. Кто-то здесь был и оставил лампу! Может, кто из деревенских приходил и зажёг её, и на лавку меня перенёс? Решили из любопытства прийти и поздороваться? Узнать, как устроилась, не надо ли чего? Говорят, люди в деревне намного добрее к дальнему ближнему, чем в городе.

На душе стало немного спокойнее. Люди – это хорошо. Люди – это приятно. Значит, и бежать никуда не надо, сами пришли.

Кота нигде не было видно.

В углу едва слышно зашуршало и заклокотало. Я снова похолодела и осторожно обернулась на звук. На печке сидел здоровущий ворон и, повернув голову вбок, рассматривал меня своим глазом – бусинкой.

Дожили. Мало мне было кота, принимайте пернатое пополнение. Люди-и-и-и, вы где-е-е-е? Я почувствовала, как отступивший было страх снова щекочет кожу ледяными коготками.