– А ты про это? – Елистрат на мгновение замер и махнул рукой. – Сейчас увидишь, пошли. Заскочим в ещё одно место и домой. А там решим, что делать. Может, Бальтазар умное чего присоветует в кои-то веки.

И больше ничего не объясня пошёл вперёд.

Постепенно деревья совсем расступились, и мы вышли к небольшому пруду с вытекающим из него ручьём. Или как правильно называлась это место? У самого края стояла водяная мельница, кажется, старая и совсем заброшенная. Окошки не светятся, никого нет. Хотя, может быть, все просто спят. Колесо стояло, и вода стекала с него всё с водопадным звуком. На поверхности прудика отражался светлый кругляшок луны, а лягушачий хор подквакивал особо басовитому солисту из ближайших камышей. Или это был рогоз? А не важно, всё равно не разбираюсь, и в темноте не видно.

– Нам сюда, – богатырь уверенно завернул к мельнице. Меня кольнуло нехорошее предчувствие. Вот зуб даю, что-то тут нечисто. Я подняла руку с головешкой и прочитала едва различимую табличку над дверью: «Корчма “Старый млин”».

Да вы прикалываетесь, что ли?

– Елистрат, нет, я не хочу туда идти! – Я рванула вперёд, пытаясь прикрыть телом дверь, но не успела. Богатырь распахнул её во всю ширь: изнутри вырвался поток света и разноголосый говор, перекрываемый только надрывной жалейкой. Он шагнул внутрь, и разговор моментально стих. Даже жалейка поперхнулась на полуноте и ушла в противный скрип.

Я мысленно перекрестилась и нырнула следом. Оставаться одной на пороге было глупо и страшно. Уже лучше вместе с Елистратом. Не съедят же меня в самом деле? Не съедят, правда? Ну правда же?

Прекратившийся гомон возобновился с новой силой.

Внутри нашлось маленькое помещение с небольшими тёмными окошками, у дальней стены грубо сколоченная барная стойка или прилавок – я даже затруднилась определить видовую принадлежность этого стола, на стене за баром полки для бутылок.

Маленькое-то маленькое, но явно больше, чем выглядит снаружи.

Народу полно, у стены стояли два длинных стола с лавками, забитые непонятными мутными личностями. Вот встретишь в тёмном переулке кого-то из таких – обратно побежишь, как олимпийский спринтер.

Посередине тоже стояли два круглых стола тоже без посадочных мест, а в уголке – свободный маленький столик чуть больше табуретки.

Откуда-то снова стал доноситься меланхоличный звук пастушьей жалейки, но музыканты нигде не были видны. Хотя, может, просто не заметила.

Вся эта страшная компания орала, гоготала и визжала на разные голоса, в общем, культурно отдыхала по полной в меру наличия этой самой культуры. Любой документалист удушился бы от радости при виде такой фактуры исторического кабака для отребья.

Над всем этим историческим и частично культурным слоем висела чугунная люстра на цепях с тусклыми свечами. Свечи стреляли и нещадно чадили, доводя гипотетического режиссёра документалок до полного умиления и продажи души.

Запах не просто соответствовал внешнему виду, он солировал. Я незаметно сунула нос в воротник и старалась дышать сильно через раз. На завсегдатаях висело всё подряд – от шелкового шарфика до всяких безделушек на поясах, от ножниц до… не знаю, что это, издали очень похоже на кадило. Я уже молчу про оружие. Кажется, здесь  это обычное дело. Вон, Елистрат тоже не стесняется меч напоказ носить. В целом они напоминали шайку разбойников, идущих с нехорошего дела – на себе было всё, что успели вынести, но не успели загнать.

Елистрат щучкой ввинтился в толпу и, видно, чувствовал себя вполне комфортно. А я… если бы мой рукав не был зажат богатырскими пальцами, фиг бы я туда вошла!