– Читайте.

«Постановление о закрытии дела и сдаче в архив». …Установлено, что Кузьменко М. Б. погиб в автокатастрофе в гор. Жмеринка (Украина), свидетельство ДАИ (дорожная автоинспекция) прилагается. На основании изложенного и в соответствии с приказом № … дело закрыть, сдать в архив на хранение. До 2071 года, после чего уничтожить.

Начальник отдела кадров, полковник…» – запрыгали буквы перед глазами Михаила.

Геннадий Николаевич забрал обратно папку, спрятал ее в стол. Вот и все, нет меня, опустошенно подумал Михаил.

– Моей бывшей жене вы… сообщили? – спросил он.

– Естественно. – На лице чекиста опять появилась улыбка-гримаса.

– И вы меня запрячете в тюрьму только ради этой вашей игры?

– В общем-то, да. – Геннадий Николаевич был откровенно циничен.

– Жестоко, – горько усмехнулся Михаил.

– Но ведь вы сами выбрали себе такую судьбу. И потом, Михаил Борисович, мы люди военные, хоть и не носим форму. Ну, посудите сами: солдат оставляет боевой пост. В мирное время за это дисциплинарное наказание, в военное – расстрел. Вы в Германии тогда, в сентябре 1989 года, когда у нас каждый работник был на счету, бросили свой пост, сбежали. Хорошо, что сейчас демократия, а при Берии что бы с вами было?

– Но зачем вы отнимаете у меня мое имя и мое прошлое?! – возмущенно воскликнул Михаил.

– А для нашей игры. И чтобы у вас не возникли лишние иллюзии и вы не наделали каких-нибудь глупостей. Я прочитал ваше личное дело, все ваши объяснения, – Геннадий Николаевич встал из-за стола, прошелся по кабинету, остановился перед Михаилом, – и знаете, мне непонятны мотивы ваших действий в 1989 году в Германии. Зачем вы так поступили? Теперь мы убедились, что не ради предательства. Тогда почему? У вас были перспективы роста, семья, хорошая жена, в материальном плане все нормально. Ну, объясните, почему?!

– Из меня хотели сделать мальчика для битья. Готовилось мое показательное избиение, в воспитательных целях… в назидание потомкам.

– Да что вы несете чушь! – раздраженно воскликнул Геннадий Николаевич. – Ничего серьезного с вами не произошло бы, тем более что вы были прикомандированы из другого главка. И потом, это так, для информации. Головы там полетели у других, в том числе и у вашего непосредственного начальника Зинчука. Там был, оказывается, такой гадючник! Зинчук, Протасов… Комиссия из Центра полгода разбиралась. Начальника отдела Мережко они же и ликвидировали, потому что он разворошил этот гадючник. Но кое-какую информацию он все-таки успел передать. А вы, как мальчишка, струсили, испугались, что вас чуть-чуть побьют, смалодушничали, бросили все, даже семью… А-а! – Геннадий Николаевич выразительно махнул рукой на Михаила, затем сел обратно за стол и добавил: – А за ошибки надо платить, Михаил Борисович.

– Кому, вам?

– Родине надо платить, – жестко отрезал Геннадий Николаевич. – Завтра вам дадут «решение суда», отправят в тюрьму. Тюрьма хорошая…

– Спасибо и на этом, – усмехнулся Михаил.

Геннадий Николаевич сказал правду. Тюрьма в Кировской области была образцовой, хоть и не «красной»[1]. Год назад там поменяли все руководство за «превышение служебных полномочий». Местные сидельцы рассказали, что до этого в тюрьме был полный беспредел: пытки, изнасилования, убийства, наркотики. Даже воровские порядки не соблюдались, преступных авторитетов забили молодые отморозки новой криминальной волны. Несмотря на то что ГУИН[2] – одна из самых закрытых государственных систем, информация о беспорядках в этой тюрьме просочилась в печать и попала на глаза одному из ретивых правозащитников в Госдуме. Тот раздул скандал, была организована смешанная комиссия, и все г…но, которое тщательно скрывалось служебной тайной, вышло наружу в таком омерзительном виде, что шокировало даже работников прокуратуры, не говоря уже о широкой общественности.