Поднимаюсь на свой этаж, выбрасываю Инну из головы и вставляю в замочную скважину ключ, замираю. Дверь открыта.

Вертушка взлетает, и нам приходится почти лечь на землю. Снег застилает лицо, колотит в закрытые глаза. Спасают балаклавы, что мы трое натянули, оставляя узкие щели для глаз.

Когда вертолет улетает, скрываясь за высокими елями, мы поднимаемся, проваливаясь в снег. Мои ребята одеты по всем правилам: термобелье, тёплые джемпера и куртки, лёгкие брюки с подкладом внутри. На спинах у них рюкзаки, полные всего необходимого, включая короткие автоматы и запасные патроны.

В рюкзаках у нас также есть пара банок тушёнки, крекеры, сыр, чай, сахар, немного картошки и соль. А ещё походный котелок, охотничий нож, одноместная палатка и множество других полезных мелочей.

Черныш, он же Чёрный Аркадий Михайлович, – мой давний сослуживец. Работает инструктором в охранном агентстве, и я часто беру его с собой на такие задания, как и Малыша. Малышев Владимир Сергеевич присоединился к нам после последнего задания в Сирии. Он был ранен и теперь немного хромает, но о себе не любит рассказывать, в отличие от Черныша. Аркашка же может говорить часами, пока не охрипнет, за что я его не раз ругал. Даже Малыш иногда демонстративно вставляет в уши беруши, чтобы не слышать болтовню Аркашки.

– Старый, так ты нам и не сказал, что за бабу мы тут потеряли, – ворчит Черныш, цепляя на спину свой рюкзак и натягивая тёплые перчатки. – Как хоть она выглядит?

– Баба как баба, – отвечаю я, смутно вспоминая дочь Княжина.

Георг дал мне ссылки на социальные сети этой Леры, чтобы я мог её найти. Я мельком просмотрел их. На всех фотографиях в основном был её муж – этакий мажористый плейбой, рядом с крутыми тачками и красивыми интерьерами. И везде было подписано: «Мой любимый», «Моя страсть за рулём», «Мой красавчик выбирает новый пиджак от Армани». Ну не дура ли? Хотя, если там с мозгами напряг, то так и должно быть. Ничем эта Лера не отличается от Инны. Их как под копирку лепят.

– Блондинка или брюнетка? Пышка или худая, как вобла? – продолжает трещать позади меня Черныш. – Ты мне хотя бы экстерьер обрисуй.

– Позже, – коротко отвечаю ему, прокладывая по снегу дорогу.

Идти, утопая по колено в снегу, непросто, но мы все привыкли к таким марш-броскам. Поэтому сейчас разговоры ни к чему. Дыхалку тратить не собираюсь. Через пару километров мы наденем лыжи, и дело пойдёт быстрее. Черныш позади меня что-то втирает Малышу, который всё равно молчит, а я иду вперёд. Нам сегодня нужно пройти сорок километров до первой точки привала, после которой мы разойдёмся в разные стороны. Мало, конечно, для первого дня, но такой у нас план.

Километров через пятнадцать Черныш затих, видимо, понял, что дыхалку нужно беречь. Вокруг стояла такая тишина, что было слышно, как падает с высоких елей снег. Короткие широкие лыжи плавно скользили по снегу, в куртке было тепло, даже жарко.

До привала добрались уже к темноте и быстро поставили палатки, расчистили место под костер. Обязанности чётко распределены: кто-то занимается палатками, кто-то ужином. Сварили себе похлебку, растопив снег, бросив туда картошку, тушёнку и лук. В термосе ещё оставался кофе, его оставили напоследок, а у меня в рюкзаке была даже пара задубевших шоколадок. Сладкое необходимо, помогает сохранять тепло.

– Так, объясняю нашу задачу, – достаю из рюкзака карту и пальцем указываю ребятам маршрут. Никаких точек и отметок, всё чисто визуально. – Малыш идёт к этой точке, Черныш сюда, я пройду здесь. Встречаемся через десять дней у Деда. Вопросы задаём не напрямую: были ли чужие, что происходило или произошло, много ли чужих захаживало. У вас у всех здесь есть к кому обратиться, вы не первый раз в этом районе. Никаких имён, ничего не должно указывать на то, что кого-то ищем. Конечная точка тоже не разглашается. Понятно?