– Возвращение фок Варзов и впрямь может удивить, – немедленно согласился временный командующий, – но я-то обещал маршалу незамедлительный доклад. Согласитесь, момент требует некоторой торжественности?

– Несомненно, я со своей…

– В таком случае нам понадобятся Ожери, Люра и какое-то количество свитских.

– Маркиз, я осознаю торжественность момента, но командующий нуждается в покое. Врач опасается…

– Опасаться нечего, – успокоил заботливого Кракла кэналлиец. – В хворях я разбираюсь всяко не хуже ваших лекарей. Не скажу, что это приятно, но так уж в нашем доме повелось. С другой стороны, занятия морисской медициной порождают привычку не медлить, не жалеть и не ошибаться.

– Сегодня вы это показали, – торжественно изрек начальник штаба. – Если выражаться фигурально, «под копытами вашего коня» решалась судьба сражения, а значит, и всей южной кампании этого года. Вам было страшно?

– Не было, но стало, – в тон Краклу откликнулся Алва. – От решающих копыт. Обычно в фигуральных выражениях под них что-то «ложится» или «стелется». Рейнхард, пусть ваши люди ждут здесь вместе с моими. Эстебан, пригласи Люра и Ожери, полковники и прочие адъютанты по их выбору, но не больше дюжины. Идемте, господа.

Савиньяк об адъютанте позабыл, а остаться с бергерами и кэналлийцами Дени не догадался. До входа в палатку можно было если не отпроситься, то просто отстать, теперь стало поздно; хорошо хоть тело, в отличие от напрочь отказавшейся соображать головы, еще слушалось. А ведь, пожалуй, еще и праздновать придется: если не поднять хотя бы первые стаканы, бывшие сослуживцы не поймут…

Колиньяр с досадой оглядел знакомые стены. Манрик любил собирать здесь советы, но сейчас в подбитой светло-зеленым шелком походной обители, которую вернее было бы назвать шатром, чем палаткой, было непривычно пусто. Обложенный кожаными подушками маршал, возле которого торчал штаб-лекарь, напоминал одинокую очищенную грушу на большом блюде. Выглядел командующий, тем не менее, бодро и вторжению был явно рад.

– Молодец, что прорвался, – заявил он Алве, имея в виду не то бросок эквестров на левый фланг, не то появление в палатке. – Ну, что?

– Господин маршал, – весело доложил генерал, – мой визит преследует сразу несколько целей. Во-первых, я, как и обещал, докладываю вам о победе, которая очевидна, пусть бой формально еще не окончен. Враг отступает, маркиз Дьегаррон ведет преследование. О трофеях вам сообщит полковник Капуль. Ведь сообщите?

– Пока лишь в самых общих чертах…

– Когда? – еще больше оживился командующий. – Когда у вас будут более или менее подробные сведения?

– Завтра к полудню.

– К двум жду вас с докладом и описью. Маркиз, что дальше? О сражении вы наверняка можете сказать больше, чем о трофеях.

– Пожалуй, но сперва уладим пару мелочей. Поскольку вы все равно лежите, прошу вас одолжить ваше кресло генералу Савиньяку. Арно, тебе лучше сесть, иначе ты или упадешь, или убьешь.

– А есть… кого?

– Не исключено. С вашего разрешения, маршал.

– Конечно-конечно, садитесь все… – маршал покосился на чем-то недовольного лекаря и слегка поморщился. – Мэтр, можете идти, я в порядке. Алва, мы же договорились, пока идет сражение, а оно идет, командуете вы.

– Я помню, но кресло принадлежит лично вам, к тому же только вы можете прояснить появление одной бумаги. Фок Варзов, передайте господину маршалу утренний приказ.

Опять они с этим, хорошо хоть сесть позволили… На совещаниях адъютанты стоят, но старик сказал «все», и Дени поспешил этим воспользоваться, на всякий случай оттащив складной стул к стене за любимый манриков сундук. Безобразное нарушение субординации прошло незамеченным: все смотрели на впившегося в пресловутый приказ Манрика.