Все еще безымянный «маковый» молча повернул вслед за теньентом, словно в самом деле был тенью, оказавшаяся ненужной троица осталась позади, опять налетел ветер, в глаз попала какая-то дрянь. Дени пару раз сморгнул, стало легче, только соринка в глазу лучше занозы в сердце. В обморок теньент падать больше не собирался, но дорога заваленным трупами лугом упорно отдавала чем-то потусторонним, несмотря на вполне живых встречных кавалеристов из разных полков. Потери были ужасающими, Дени к такому был просто не готов, хотя брат и писал про северные бойни, ничего не скрывая. Теперь у младшего Колиньяра имелось чем ответить, но лучше б оголодавшая смерть так и сидела в прошлогодних письмах!

– Сударь, – удивительно вовремя окликнул спутник, – наши вон, слева… Надоть думать, и ваш там.

Левый край поля и впрямь словно маками расцвел, и именно там вновь протрубили сбор.

– Едем, – сколько он сегодня уже наездил! – Как тебя зовут?

– Туссен. С третьего эскадрона.

– Я запомню, – денег бы ему дать, да кошелек остался в ставке вместе с Факелом. – Как доберемся, возвращайся к своим, завтра меня отыщешь.

– Да, сударь.

– Не забудь!

Красное пятно распадается, становясь тем, чем оно и являлось – скоплением всадников, которые прямо на глазах начинали перестраиваться. Генерал мог оказаться как здесь, так и в любом другом месте, но у знамени кто-то из старших офицеров будет обязательно, и он что-нибудь да объяснит.

Таращиться на едущего сквозь их ряды помятого теньента «маковые» вряд ли станут, не до того, только адъютанту Савиньяка неприлично выглядеть побитым щенком. Дени тряхнул поводьями и выпрямился в седле, пытаясь выглядеть настолько бодро, насколько это возможно. Туссен почти сразу встретил своих и отстал, дальше Дени хорохорился уже в одиночестве. Его не останавливали и ни о чем не спрашивали, лишь кто-то полузнакомый приветственно махнул рукой, а его сосед внимательно сощурился и кивнул с видимым сочувствием. Бывалого человека напускной бравадой не обманешь, но Колиньяр тоже кое-что разглядел. По лицам, долетавшим отдельным словам, даже осанке становилось ясно, что «маковые» строятся не перед боем, а просто для порядка – похоже, все действительно кончилось. Понять бы еще, по чьей милости пришлось через это «все» пройти, но сперва хорошо бы разыскать Савиньяка. Проще всего было спросить первого попавшегося офицера, но внезапно струхнувший теньент молча ехал вперед, пока красное не сменилось черным с синим. При виде Манчи непонятно откуда взявшиеся кэналлийцы оживились и заулыбались, потом парень на вороном подался вбок, и Дени увидел своего генерала.

Савиньяк, пеший, стоял в компании высокого рэя и кучки талигойцев, по большей части знакомых и изрядно помятых: у кого голова замотана, у кого рука на перевязи. Подъезжать к ним таким вплотную было неудобно, спешиваться – страшновато, но Дени удалось это сделать, ни разу не покачнувшись и даже без всяческих гримас.

Мориска самочинно присоединилась к вороному соплеменнику, похоже, знакомому, ничего, не потеряется! Теньент расправил безнадежно измятый воротник и, стараясь никого не задеть, пробрался к отдававшему какие-то распоряжения генералу.

– … отправьте кого-то к Аррижу, пусть он об этом позаботится, – закончил Савиньяк и обернулся. Выглядел он под стать своей свите – осунувшийся, бледный, доспех во вмятинах, спасибо хоть сам не ранен.

– Дени? – он еще и улыбается! – Ты удивительно вовремя, именно Манчи мне сейчас и не хватало.

– До завтра никто не помрет, – напрочь сорвавший голос командир «маковых» явно продолжал старый спор, – Арно, на тебя же смотреть страшно! Отоспишься и займешься…