– Хорошо, – бросил он, поднимаясь, – не собираюсь тебе мешать. Ты осмотришь только кабинет или сразу пошлешь людей ко мне домой? Я могу написать дворецкому.

– Не нужно. – Дик еще никогда не чувствовал себя так мерзко. – Довольно кабинета.

– Не довольно. – Удо прошел к камину и пошевелил угли. – Осмотреть дворцовые апартаменты и не осмотреть дом – не осмотреть ничего. Если не хочешь сплетен уже на свой счет, придется заехать в гости.

– Ты должен поехать с нами.

– Если Мевен будет настолько любезен, что объяснит Темплтону, почему я его не дождался, – холодно бросил Удо. – Мне не нужны слухи.

А кому нужны? На месте Удо может оказаться кто угодно: Мевен, Дуглас, Эпинэ, он сам. Ричард представил, как роются в его бюро, перетряхивают книги, заглядывают в сундуки и гардеробы. И все из-за вконец обнаглевшего вора!

Надо сегодня же разобрать бумаги и сжечь ненужное, особенно стихи. Они все равно никуда не годятся…

– Монсеньор, – напомнил о себе Нокс, – прикажете осмотреть комнату?

– Нет! – отрезал Ричард. – Мы уходим. Слова Гонта мне довольно.

То ли от разгоревшегося камина, то ли от ненависти к Салигану стало жарко. Ричард бросился к окну и рванул раму на себя, впуская ночной холод. Воспрянувший сквозняк плеснул занавесками, сорвал пламя с ближайшей из шести свечей, сбросил со стола недописанную бумагу, и Дикон едва успел ее подхватить…

Помощник Левия Матильде не понравился, очень может быть, что из-за своего несходства с секретарем Адриана. Брат Козимо вышагивал как матерый капрал, белобрысенький Пьетро семенил хорошо воспитанной левреткой.

– Я не слишком быстро иду? – прошелестел монашек, тряся четками. – Если ваше высочество…

– Не слишком, – отмахнулась Матильда, взбираясь по скользкой от мокрого снега лестнице. Вообще-то южной старухе при виде голубых глазок и лезущих на лоб светлых прядок полагалось рассиропиться, а было сразу противно и стыдно. За себя, семнадцатилетнюю, влюбившуюся в слезливого принца. И за белокурого внука, на второй день царствования угробившего прорву народа.

– Осторожней, здесь порог.

– Вижу. – С Левием следовало говорить раньше. Если кто и мог удержать Альдо в узде, так это кардинал, да и то до коронации. Теперь вино прокисло, остался уксус; хочешь – пей, хочешь – лей…

– Ее высочество к его высокопреосвященству.

– Спасибо, можешь идти.

Перед кардиналом следовало преклонить колени, но колени болели, да и пришла она не к духовнику, а к другу Адриана.

– Мы можем пройти в исповедальню, – кардинал выглядел краше в гроб кладут, одно слово – Дора, – а можем выпить шадди. Или моя принцесса желает чего-нибудь покрепче?

– Покрепче, – не стала ломаться Матильда, – и побольше.

Левий усмехнулся, отпер бюро и вытащил внушительный четырехгранный графин.

– Настойка на зеленых орехах, – объявил он, – помогает при болезни сердца. Или печени, или еще чего-нибудь. Главное, что помогает, но шадди я все равно сварю. Для себя – вы можете не пить.

– Совсем не ложились? – Запах шадди, дыма и свечей, такой знакомый и спокойный. Прикроешь глаза – молодость, откроешь – старость.

– Ложился, – заверил кардинал, разливая настойку в серебряные стопки, до одури знакомые. – Генерал Карваль закончил свои… благие дела еще вчера, в городе спокойно, герцог Эпинэ придет в себя завтра или послезавтра. И почему мне было не лечь?

– Выспавшиеся люди выглядят иначе, – уперлась Матильда, принимая стопку.

– Лежать не значит спать, – его высокопреосвященство пошевелил лопаткой темный песок. – Когда и думать, если не ночью?