И тогда приходит Она. Женщина.
Любовь для Соколкина – это весенний дурман, сладостно-мутный морок, наваждение, меряченье…
(«Море что-то бормочет влюблённо…»).
И с Женщиной – ничего не понять. Героиня лирики Соколкина – не кузнецовская «змея», вечная соперница мужчины (поэта, добра-молодца), его мучительница – и одновременно – его жертва. Но какова она, эта героиня?
(«Зимние метаморфозы»).
Как же любить такую? Непонятно. И, вообще, что есть любовь?
(«Сегодня я понял, что тебя я люблю…»).
Может, лучше отбросить это неясное, туманное, обольстительное, самовыворачивающееся понятие «любовь», отдавшись надёжному мужскому плотскому влечению?
(«Всё ещё любимой»).
Но тогда любовь явится сама – притом в ту минуту, когда она абсолютно недоступна. Например, к узнику в тюрьму…
Сделаю отступление: да, было дело. В 1993-м году Сергей Соколкин месяц отсидел в Бутырке – «за хранение и ношение оружия» (на самом деле он вёл журналистское расследование о поступлении оружия в Москву – и, судя по всему, перешёл дорогу оружейной мафии).
О чём грезит узник в заточении? О любви. О той самой любви, в которой он сомневался, пребывая на воле…
(«Дорогая, как там ты за мукой-разлукой…»).
И снова этот вектор – напролом, сквозь стены и решётки, сквозь железо и камень. За словом Сергея Соколкина я вижу жест – нет, я вижу удары окровавленных и истерзанных дланей Святогора – о проклятую дубовую крышку. Я слышу хриплый стон Святогора.
Сейчас сочиняется чересчур много бестрепетно-профессиональных, хладно-неуязвимых стихотворений. Поэзию Сергея Соколкина я никак не могу назвать «неуязвимой»; каждая строка Соколкина останавливает, обращает на себя внимание, ранит, саднит, обескураживает, раздражает или влюбляет. Поэзия Сергея Соколкина – не бестрепетна. Она – живая. Подлинная. Настоящая.
Кирилл Анкудинов
Ожидание первое
Вне русских слов на русском языке
Масленица