О боже, Карим!

Медленно поворачиваюсь в его сторону, ужасно боясь натолкнуться на осуждающий взгляд. Карим спит, сладко причмокивая губами. В точь-в-точь как это делает наша дочь. 

Улыбаюсь, жадно впитывая красивые черты его лица. Он по-прежнему привлекательный мужчина. Небольшая горбинка на носу и шрам на брови, который он заработал во время репетиции в гараже, только добавляют шарма его внешности. И мужественности. Я всегда считала его чересчур харизматичным. А еще абсолютно недостижимой мечтой. Но в жизни так бывает, порой мы получаем то, о чем перестаем мечтать. И что с этим делать, к сожалению, не знаем.

Поворачиваюсь на бок, приподнимаюсь на локте и кулаком подпираю щеку. Скольжу взглядом сверху вниз и обратно. На секунду задерживаюсь на шее — мое слабое место. Ужасно хочется впиться в нее зубами даже сейчас. Заклеймить, подчинить.

На лице Карима долгожданное спокойствие и удовлетворенность. Никах поджатых губ и хмурых бровей, вызывающих дрожь во всем теле. Щурюсь, с болью вспоминая его равнодушный взгляд в ресторане. В первую нашу встречу. И то, как он смотрел на меня ночью. Как желал только меня одну, как шептал на ухо пошлости, раз за разом вырывая из меня хриплые стоны. Инь и янь. Сейчас он абсолютно другой. Настоящий, живой. Именно такой, какого я до сих пор отчаянно люблю.

Не удержавшись, пальцами скольжу по заросшей щеке. Щетина покалывает подушечки пальцев, вызывая на лице счастливую улыбку. Он и раньше не любил бриться, а сейчас, наверное, и подавно. Хотя зачем? Ему и так идет. 

Карим едва заметно улыбается, рывком притягивает к себе и зарывается носом в мою шею. Я хохочу, упираясь кулаками в плечи и пытаясь его оттолкнуть. 

— Доброе утро, — произносит хрипло под новую вибрацию телефона. 

Черт, ну кому я так нужна-то? 

Отсмеявшись, кое-как выползаю из-под Карима, поворачиваюсь к нему спиной, демонстрируя себя во всей красе, и тянусь за телефоном. Он в сумочке, а она на полу. Используя руки вместо ног, топаю к сумочке. Со стороны я выгляжу забавно — это подтверждает тихий вибрирующий смех мужчины. Я сама смеюсь, спешно перебирая руками и чувствуя горячее дыхание на ляжках. 

— Карим, — взвизгиваю, когда этот до ужаса наглый мужчина кусает меня за ягодицы.

— Сумасшедшая, — смеясь, Карим держит меня за ноги и, как только я добираюсь до заветной цели, тащит на себя. 

Это может быть срочно.

Твою мать! 

На экране высвечивается фотография смеющейся дочери. Выброс адреналина происходит с такой силой, что я не успеваю ахнуть, как включается мозг, и меня сносит с кровати. Откинув одеяло в сторону и напрочь игнорируя недовольный бубнеж за спиной, я спрыгиваю с кровати и сломя голову мчусь в ванную. Он не должен узнать о ней таким способом. Только не сейчас, когда я не готова к столь серьезному разговору. 

Когда я вообще ни к чему не готова. 

Включаю воду и отвечаю на звонок. 

— Привет, малышка.

Голос дрожит, кашляю. Не хочу, чтобы Амира начала за меня волноваться. Она у меня девочка ранимая, принимает все очень близко к сердцу. А потом ходит туда-сюда и мучается, не знает, бедная, как ей правильно поступить в той или иной ситуации и что делать с внезапно свалившимися на ее хрупкие детские плечи невзгодами. Которые таковыми-то и не являются вовсе. Но разве ребенку это объяснишь? Дети ее возраста часто раздувают из мухи слона. Но моя Амира и здесь нашла лазейку, став исключением, слишком ранимая, слишком эмоциональная и чересчур серьезная для своего возраста. 

— Привет, мамуль. Знаешь, я тут подумала и решила, что хочу домой.