«Пробей, где у нее следующее заседание», – пишу помощнику. И сам себе готов дать хороший подзатыльник. Почему я раньше не догадался?

«Уже посмотрел, – приходит сообщение. – После аварии она отошла от дел. Последнее – какой-то Даши Ивановой».

– Да знаю я! – бью в сердцах по рулю. – Сам ее охранял тогда.

И тут же замираю на месте от ужаса. Даже дышать перестаю. Какая еще авария? И почему я об этом узнаю только сейчас?

«Аня сильно пострадала? Какие последствия?» – печатаю и не попадаю в нужные буквы. Палец дрожит, как от дурного предчувствия.

«Уже работаем!» – высвечивается быстрый ответ.

Хлопает дверца машины, возвращая меня в реальность.

– Данечка, багажник открой, – просит мама.

Подрываюсь с места и, забрав у матери и сестры сумки с обновками, распахиваю нутро Крузака, доставшегося мне по наследству от школьного друга Вити Торганова. Ставлю рядком бумажные пакеты. И захлопнув багажник, помогаю маме усесться на заднее сиденье.

– Мне нужно уехать, – замечаю негромко.

– Я так и поняла, – вздыхает она печально. – Я Лизе уже высказала, – недовольно косится на сестру, усевшуюся рядом.

– Все нормально, мам. Не ругайся. Лиза поступила правильно. Поеду в Москву. Попробую выцарапать сына… – объясняю натужно. Каждое слово дается с трудом.

– Прояви милосердие, сынок. – Мамина морщинистая рука ложится мне на предплечье. – У той женщины могли быть свои причины так поступить…

– Разберемся, – перебиваю нетерпеливо. И тем же вечером вылетаю в Москву.

За окном льет дождь, косыми каплями падая на стекла. Кутаясь в халат, прошу домработницу затопить камин. И все никак не могу справиться с волнением.

Где-то я видела этого человека…

Вот только не могу вспомнить, когда и где. Зябко ежусь, хотя в комнате тепло и малыш спит, откинув одеяло в сторону. Вернувшись к сыну, прикрываю ножки, но Антошка яростно брыкается. Своевольный такой… Бесконечно любимый. Сразу чувствуется характер. Интересно, в кого он такой? Наверное, в дедушку. Только бы.

Усевшись рядом в кресло, снова открываю скачанную фотку. Увеличиваю изображение. Вглядываюсь в черты лица.

Я его знаю? Навряд ли!

Муж заблокировал контакт. Но я запомнила имя и фамилию. Богдан Столетов. Набираю в поисковике. И в ужасе смотрю на подростков и стариков. По фактуре ни одного подходящего нет.

«Ерунда какая-то», – отмахиваюсь, поморщившись. Наверняка Артур прав: ко мне постучались хейтеры. Забанил он их и хорошо!

Телефон тренькает в руке, и на экране высвечивается: «Камилла. Сестра».

– Да, Милочка, – радостно подхватываюсь я. Боясь, как бы не разбудить сына, выхожу в другую комнату. А там, усевшись за круглый столик, стоящий в эркере, лениво смотрю на улицу. Прохожие сейчас напоминают разноцветные грибы. Прикрывшись зонтами, все спешат спрятаться от непогоды.

– Как у тебя дела, Анечка? – спрашивает меня единокровная сестричка. Мы с ней родные только по отцу.

После маминой смерти папа вернулся к бывшей жене, разлучившей когда-то моих родителей. Старая любовь не ржавеет. Вот отец и метался всю жизнь между моей тихой мамой и громкоголосой выскочкой Галей Зубовой. Но на наши отношения с сестрой это никак не повлияло. Сейчас, когда у нас почти одновременно родились дети, мы разговариваем часами. Такой мамский клуб. Сестра – более опытная мама. У нее двое детей. Вот я и советуюсь с ней по всякому поводу. Температурка, животик. Да мало ли!

– Аня, меня тут муж спросил, и я не смогла ответить, – смущенно вздыхает Милочка. – Только ты не обижайся, ладно?

– О чем? – улыбаюсь в трубку. Обожаю Милу. Она такая нежная и непосредственная.