Если не считать нескольких булыжников на полу, прямоугольный склеп был пуст.

В противоположной от дыры стене располагалась маленькая, совершенно обычная на вид деревянная дверь.

Я ухватилась за ручку и попыталась повернуть ее. Дверь была заперта.

В других обстоятельствах я бы воспользовалась кусочком проволоки и с легкостью открыла замок – искусство, которому одной долгой зимой Доггер обучил меня в обмен на помощь в мытье цветочных горшков в оранжерее.

«Все в твоих пальцах, – говаривал он. – Ты должна научить слушаться кончики своих пальцев».

К несчастью, человек, только что свалившийся вниз головой в могилу, плохо укомплектован инструментами взломщика. Однажды я сымпровизировала, сняв брекеты и выпрямив их в сносное подобие отмычки, но сегодня на мне их не было.

Я могла бы при крайней необходимости выбраться из могилы и попросить разрешения у «Глэдис» одолжить спицу. Но поскольку это место кишело полицией, вероятнее всего, меня заметят и игра будет окончена.

Значит, люди инспектора Хьюитта, по всей видимости, слишком заняты в крипте и еще не обнаружили этот конец потаенного туннеля.

Я прижала ухо к двери и внимательно прислушалась. Острый слух, который я унаследовала от Харриет, чаще мешал, чем помогал, но это был как раз тот редкий случай.

По другую сторону двери царила тишина: крепкие полицейские еще не начали прокладывать путь по туннелю в поисках места, куда он ведет.

Я напоследок еще раз сильно тряхнула дверь, но она не шелохнулась.

Что-то удерживает ее снаружи, – подумала я.

Или внутри.

Мне придется вернуться сюда ночью: со спрятанным фонарем и в черной одежде.

Надо сделать это быстро. Сегодня. Если мне повезет, я буду на один шаг опережать полицию.

Теперь мне оставалось только выбраться из вонючего мешка и вернуться в Букшоу, чтобы принять ванну. Одежду, по-видимому, придется сжечь.

Я вернулась к дыре, вытянула руки, ухватилась за край и подпрыгнула изо всех сил, яростно цепляясь носками туфель за стену, чтобы удержаться.

На секунду мои пальцы коснулись выступа у подножия склепа, но удержаться мне не удалось.

Я снова упала в грязь. Если бы я была хоть на дюйм-два выше…

Выход оставался только один, если не считать воплей о помощи, но этот вариант меня явно не устраивал.

Грязными пальцами я развязала шнурки и сняла туфли и носки. Засунув один носок в туфлю, чтобы придать ей объем, я связала вторым носком обе туфли подошвами наружу. Устойчиво разместила свой импровизированный резиновый брусок вплотную к каменной стене и встала сверху.

Я сделала глубокий вдох, помолилась святому Танкреду, чтобы он приделал крылья моим пяткам, – и подпрыгнула изо всех сил.

На этот раз мои пальцы с легкостью уцепились за мраморный уступ, и усиленно работая ногами, я восстала из могилы.

На траве, с ужасом уставившись на меня, с белым как простыня лицом и открытым ртом в форме буквы О, стояла Синтия Ричардсон, жена викария.

Полагаю, мне следовало сказать что-нибудь вежливое, успокаивающее. Но я этого не сделала.

Не знаю, что промелькнуло у нее в голове при виде грязного вонючего привидения с черным лицом, внезапно вырвавшегося из могилы прямо перед ней, но в этот конкретный момент меня это не волновало. Я поступила так, как сделала бы любая разумная девочка в моих обстоятельствах: драпанула.

От идеи смыть с себя грязь в речке позади церкви пришлось отказаться.

О, Флавия! – подумала я. – О, Флавия!

И тут меня озарило вдохновение, подстегнутое страхом наказания, и я вспомнила, что оставила свой макинтош на крючке в башне. Если мне повезет, я незаметно заберу его. Да, точно! И я пойду в нем домой, прикрыв грязные лохмотья, в которые превратилась моя одежда.