— Что, и бутылку шампанского об голову разбить может?

— Вот чего не знаю, того не знаю. А спрашивать у него не рекомендую, все же, дед в возрасте уже. Вдруг череп себе расколет? Он и так не совсем адекватный у нас, вы же сами видите.

— Да вижу, вижу… Я полицию вызвала. Они хотели его с подиума стащить, а генерал ваш на шест полез. Сказал, живым не сдастся. И сидит там уже полчаса. Он нам работать мешает.

Я огляделся по сторонам. Судя по шумихе, которую создал дед, никому он не мешал. Наоборот, произвел фурор среди гостей подшофе. Те даже на его фоне с другой стороны сцены фотографироваться начали и в сеть выкладывать. Народ стал подтягиваться, в клубе уже яблоку упасть было некуда. Всем хотелось на деда-стриптизера поглазеть.

Тяжко вздохнув, я полез на подиум. Девицы у шестов оживились, начали мне подмигивать, сиськами трясти. А тут еще цветомузыка ослепляла.

— Дед, строиться! — остановившись у центрального шеста, громко рявкнул я. Вот что, что, а грозно требовать я умел.

Голые девицы от такого рыка опешили и выстроились по стойке смирно.

— Павлуша, ты, что ль? — оживился сидящий под потолком генерал, и бычок выпал у него изо рта.

— Я. Спускайся немедленно!

Дед презрительно сплюнул.

— А-а, позор нашей семьи явился. Бизнесмен Павел Алмазов!. Фу, таким быть!

— Спускайся, кому говорят?!

— А не хочу. Мне и здесь хорошо.

— Что значит, хорошо, дед?

— А то и значит. Всяких бездельников и любителей гламурной жизни слушать не собираюсь.

— Немедленно спускайся, или я сейчас шест подпилю. Ребята из опергруппы за бензопилой пошли. Дед с опаской взглянул на добрых молодцев в форме у подиума.

— Ладно, ладно. Спускаюсь уже.

И в два счета спустился вниз. Поравнялся со мной, оглядел презрительно.

— Ты буянишь зачем? — хмуро взглянул на него я.

— Ничего я не буяню. Сейчас водку допью, и двинем к Эмме домой. Хочу посмотреть, как живут коммерсанты.

Опергруппа хмуро переглянулась, но перечить генералу не решилась. Награды у него на груди настоящие, таких наград просто так не заработаешь.

Дед Демид вернулся за свой столик. Надел на голову форменную фуражку, опрокинул в себя остатки водки из графина и в мгновение ока смёл всю нарезку с тарелки.

— Готовы проехать в отделение, дедушка? — загремел наручниками один из оперативников.

— В отделение? Хм… — дед взглянул на него с вызовом. — А ты, соколик, меня сначала догони.

Он лукаво мне подмигнул, швырнул в опергруппу своим походным рюкзаком и в один миг оказался у выхода.

— И уносят меня, и уносят меня, в прекрасную снежную даль, — заорал в голос и был таков.

Мы с оперативниками растерянно переглянулись.

— Да что это за дед такой?! — зарычали они. Швырнув мне дедовский рюкзак, бросились в погоню. Ну, а я, само собой, достал бумажник, бросил на стол двухтысячную купюру, и понесся за ними следом.

Алмазов

Ловили мы деда Демида по кустам в лесополке еще два часа. Хорошо он бегал, что уж тут скажешь. Не то, что наша подтянутая команда. Оттепель поимку деда весьма затруднила. Влажная мягкая почва и колючки оказались ой как не на руку. А я, так вообще в итальянских туфлях из натуральной кожи, по лесополосе вдоль шоссе… В общем, к тому моменту, как двое оперативников уложили деда на лопатки под развесистой сосной, мои итальянские туфли можно было там оставить и ехать босиком в магазин за новой парой.

— И уносят меня, и уносят меня

В звенящую снежную даль

Три белых коня, эх три белых коня…

- завывал дед.

Оперативники хмуро вели его по шоссе под конвоем, а я плелся позади всех в испорченных туфлях с нависшими на них комьями грязи и с тяжеленным походным рюкзаком на плече.